padfoot's friend || sirius black

《Мой дорогой Сириус. Просто Сириус, потому что нет смысла для фамилии, если она ненавистна человеку. А твои чувства — самое главное, что у меня было, есть и будет, ибо они — отражение тебя настоящего, скованного цепями, но всё ещё свободного. Однажды ты сказал, что нашей дружбе не будет предела, что мы нечто большее, чем просто два индивида, самостоятельно связавших друг друга спина к спине, бок о бок. Но когда твоя спина изгибается, горбится в непроизвольном жесте, полном отчаяния, а я чувствую выпирающий позвоночник, то не могу вымолвить и слова, ведь цепенею, возможно, что от холода, возможно, что от страха. А ты этого не замечаешь, благодаришь за поддержку. Когда же я получаю удар в живот, что заставляет склониться к земле, то ты…

Однажды ты написал мне, что забыл о том, как дышать, как открывать глаза по утрам и как чувствовать себя живым. Но я приехала и сразу же выплеснула весь вихрь на тебя, демонстрируя мою любовь и птиц, сидящих под рёбрами, как в клетке. Ты снова увидел солнце и смог петь, посвящая серенады звёздам, которым мы дали новые имена одной ночью, а потом долго не могли их вспомнить, на что я назвала каждую из них Бродягой и посмеялась. А однажды увидела твои слёзы и призналась в том, что сделала это лишь потому, что ты для меня целый невозможный мир, который нельзя никак сокрыть. Мой дорогой, ты…

Однажды ты указал на небо. Но взгляни наверх, когда-нибудь Луна столкнётся с Солнцем, и все мы пойдём ко дну в чернильном океане. Но как известно, корабли тонут, а на них золото, и если все остальные найдут там богатство, то я соединю невидимой нитью нас и буду молча ждать, отвечая всем, что самое драгоценное в своей жизни давно найдено и вовсе не заложено в ломбард. Доктора твердили наперебой, что я не в порядке, но волнуют ли их голоса, когда в голове звучит наше излюбленное «Ooh, you make me love now honey» [«You're My Best Friend» — Queen], под которое мы дружно думаем друг о друге, а под остальные строчки просто танцуем или лежим рядом.

Однажды ты признался, что любишь, когда мы красим друг другу ногти, мне в синий, тебе — в чёрный. А мне нравятся наши полуночные разговоры, забавные шляпы из хлопушек, твои руки, которыми ты постоянно касаешься, которыми постоянно подносишь мои ладони, чтоб легко поцеловать. И, наверное, если я всё же отправлюсь искать сокровища на чернильное дно, то постараюсь обнаружить твои кисти. Но, скорее всего, Солнце с Луной никогда не взрорвутся, потому что одно освещало столько великих голов, а другой вдохновлялись они же, что небесные тела просто не смогли бы уничтожить всё это наследие разом, наверное, сейчас оно запрятано где-то в ядре, под неприступным слоем, точно так же, как я храню твоё первое письмо после нашей зародившейся дружбы. Я люблю его перечитывать. Ты пишешь…

Однажды ты провозгласил нас лучшим дуэтом. И я стала не Сохатым, с которым можно оторваться, а главным успокоением. Что ж, это честь для меня. Я чувствую себя особенной рядом с тобой, когда говорю о том, как не люблю купаться, но обожаю смотреть на море, и, наверное, так и должно быть рядом с лучшими друзьями.

Однажды ты убедил, что мы сможем выбраться. И я тебе верю, потому что хочу. Ты ранишься, точа мои карандаши, я падаю с твоего скейта и ты снова растягиваешь уголки губ в улыбке. Я ранюсь, проводя пальцами по острым краям твоего сердца, ты падаешь с моей кровати в хохоте, и я снова начинаю дышать. У тебя кровоточат губы, у меня — колени. Это наш последний год в Хогвартсе, а за окном снова лето, совсем скоро отвезут фестралы, которых вижу только я. И давай никому больше не расскажем о крапиве на наших запястьях, ведь мы заставили её зацвести. Я ставлю ближайшую точку и больше никогда не боюсь называть тебя своим самым лучшим и близким другом, думая о том, что мы пережили вместе, через что прошли, а это письмо станет напоминанием тебе и повестью о моих настоящих ощущениях, чтоб ты больше никогда не думал о том, что брошен.