Пластинка больше не играет…

Я ненавижу Весенний вальс Шопена…
Тихая музыка доносится до моего слуха, но что-то, кажется, изменилось. Красивая мелодия, Весенний вальс Шопена. Но… наша была другая. Я оторопело смотрю на граммофон, как будто в ожидании, что что-то изменится и заиграет наша музыка. В глаза вдруг бросается конверт на полу возле него. Я подбегаю к граммофону, дрожащими руками разрываю конверт, и из него выпадает записка. Короткая и ясная, слишком знакомый почерк… «Прости. Я сменил пластинку.» Я, не веря, пялюсь на граммофон, из которого, как ни в чём не бывало, раздаётся чужая музыка. Сжимаю в руках большой квадратный конверт. Я знаю, что в нём. Пластинка, которая никогда больше не заиграет, наша пластинка. А точнее, две её половины. Как иронично! Моя глупая любовь и все мои надежды упираются в сломаный винил! Я как всегда натягиваю улыбку. Надо думать о том, что он жив. Надо же, он жив, это должно радовать меня. Подхожу к окну; глажу складки на постели; нюхаю подушку, на которой он лежал много лет назад. Я улыбаюсь. Я хочу показать сама себе, что всё хорошо. Я никогда не плачу, никогда… Но тут меня прорывает. Слёзы начинают катиться градом, так, что их уже не остановить, и меня трясёт от горя и безысходности; мне хочется пнуть граммофон, и не слышать эту ужасную мелодию. Но я лишь разворачиваюсь и бегу отсюда прочь. Бегу, прижимая к груди то, что осталось от моей любви — сломанную пластинку. Бегу и знаю только одно. Я ненавижу Весенний вальс Шопена.

А тишина так режет слух…
В комнате тихо. В первые мгновения я просто не верю. Я облокачиваюсь на дверь, чтоб не упасть. Кажется, ноги сейчас подкосятся. Я медленно сползаю по двери. Сердце замирает, как замерла наша пластинка уже навсегда. Он же жив, наверное, просто… На пыльный пол падает слеза, потому что я знаю, что вру сама себе. Наша любовь не могла ослабнуть, не на каплю. Я знала, что это так. Пластинка не остановилась бы по другой причине. Она никогда не остановилась бы раньше, чем одно из наших сердец. А моё бессовестно бьётся в груди. Однако, бьётся тщетно. Жизнь утратила смысл. Мир теперь опустел, как некогда этот замок, и я чувствую себя одной не только в замке, а во всём мире. И все, что я могу — это плакать. Плакать громко и навзрыд. Пластинка не играет. А тишина так режет слух…