Цитата: ✙Гидроксид цезия| Иррациональный образ жизни|Звук расстройства личности✙ от 04.09.2023, 20:05

//пожалуйста, простите за ужасный слог в этом посте! 

- Что ж, замечательно. Буду ждать Вас здесь. - в который раз растянула губы в улыбке Ребекка, и совершенно по-детски помахала рукой на прощание. Затем девушка развернулась и неспеша направилась по дороге, скрывшись за поворотом. 

В который раз Ламонт удивилась, как много изменений претерпел её родной город за не такой уж большой промежуток времени. Конечно, она узнала этот район, но на её памяти он был во многом иным, менее оживлëнным, но более привлекательным - тогда многие здания не были тусклыми и обветшавшими как теперь. До указанного времени оставалось ещё порядочно, и рыжеволосая собиралась заскочить домой, чтобы там в спокойной обстановке всё обдумать. Взглянув на циферблат наручных часов, Ребекка свернула в очередной переулок, но не пройдя и двух метров, остановилась, словно её туфли приросли к асфальту. 

На расстоянии всего нескольких шагов от неё стоял он. Тот, из-за кого она сейчас здесь, застрявшая в прежнем теле, скитающаяся между живых мёртвая. Разного цвета глаза широко распахнулись, внутри как будто что-то оборвалось, и Ламонт с силой вцепилась пальцами в ткань лëгкого белого пальто, отступая в тень. Выходит, цель сама нашла её, вот так просто, совершенно неожиданно, по случайности, счастливому (или же нет?) стечению обстоятельств. Молодой человек, почти такой же, каким она знала его при жизни, не заметил её, стоя спиной и разговаривая с какой-то пожилой дамой. В любой момент он может обернуться и заметить её и тогда... Тогда он её непременно узнает, и план провалится с самого начала! Впрочем, сейчас Ребекка едва ли могла выполнить задуманное, ведь она совершенно не была готова к этому, да и время и место здесь не подходящие. Девушку бросило в холод, она напрягла слух, чтобы уловить суть разговора, но голоса звучали приглушëнно, и долетали до неё лишь обрывки беседы. Прошло несколько мучительно долгих минут, на протяжении которых рыжеволосая лихорадочно соображала, как быть, но вот пожилая дама, попрощавшись, ушла, а её собеседник направился в противоположную сторону, к счастью, не заметив притаившуюся в тёмном углу девушку. 

Лишь теперь, делая робкий шаг на свет, Ламонт вспомнила о том, что её ещё ждёт Исаак. Если она сейчас бросится догонять свою цель и сможет каким-то образом от неё избавиться, что с ней произойдёт? Что если мёртвая просто исчезнет, выполнив то, что держит её в этом мире? Тогда она не сможет вернуться... Но можно, по-крайней мере, проследить, выяснить, где он живёт, есть ли возможность подойти незаметно, ходит ли он по улицам в одиночестве, где работает... Выхватив удаляющуюся фигуру взглядом, Ребекка, затаив дыхание, направилась следом, держась так, чтобы не терять будущую жертву из поля зрения, но и не выдать своего присутствия. Дорога вышла недолгой - молодой человек через три улицы зашёл в магазинчик на первом этаже какого-то дома. Вывеска гласила "Галантерея". Рыжеволосая ещё какое-то время ожидала у входа, сделав вид, что её чрезвычайно заинтересовали объявления на двери, но молодой человек так и не вышел на улицу, из чего девушка сделала вывод, что он там работает. Она снова взглянула на время и поняла, что потратила больше часа. Сейчас ничего больше сделать нельзя, потому отметив и запомнив, во сколько закрывается магазин, Ребекка двинулась прочь от него в сторону своего дома. Её слегка трясло от волнения и внутри возникло смутное чувство тревоги и неизбежности, которое, однако, Ламонт старательно подавляла. Мрачное ожидание в квартире, сотни мыслей и подрагивающие от напряжения кончики пальцев, но наконец решение принято, до встречи всего час, при ней на всякий случай длинный нож, хотя подразумевался другой способ убийства. Рыжеволосая расскажет Исааку свою историю, выслушает его, а затем свершится месть, если в этот день ей дано свершится, и кто знает, быть может, прервётся её существование. 

И вот девушка снова стоит на том же месте, где несколько часов назад попрощалась с Джонсом. Она старается держаться спокойно, но внимательный человек заметит её нервозность и неуверенность, несмотря на тщательные попытки скрыть эмоции. 

@determination

Цитата: Rougon-Macquart от 05.09.2023, 08:19

@bulochkaskoritsey

Эвангелисто лишь снова жеманно улыбнулся.

Быть может, по его виду и не скажешь о том, насколько узконаправленной была его деятельность. И насколько маловажную роль играл в ней он сам — его душа, скрытая под нежной оболочкой хрупкого тела, напоминающего стройный цветок. Может и так, но скрывать он бы этого не стал. Не в его манере бояться осуждения.

За годы, проведенные в состоянии, граничащем между двумя мирами, он успел понять, что не так уж все и плохо. Во всяком случае, находились и те, кому было хуже. Он мог наслаждаться жизнью (существованием), одеваясь пусть и не роскошно, но достаточно сносно, вертясь не в обществе полунищих оборванцев и бродяг, но среди тех, кто мог заплатить достаточно. И его это устраивало, не так ли? Его легкомысленное нутро более ничего и не требовало.

Эпоха Возрождения, пик чьего развития застал Эвангелисто, славилась тем, что благодаря просвещению (хотя до самого Просвещения было еще далеко) она ввела те новаторства, что и отделили Новое время от жутких Средних веков. Она стала проходом между двумя непохожими друг на друга периодами истории, стала плавным градиентом между черной строгостью и вычурной гуманностью. Эвангелисто, правда, едва ли мог стать человеком Просвещения, скорее уж тянуло его к первобытному Средневековью, а, еще точнее, к античности, в виде героев которых он представал на знаменитых полотнах.

Возможно, из-за его внутреннего стремления к дикости, он и стоял сейчас здесь, средь отнюдь не избалованных гламурным лоском.

Курам плевать, что клевать, вот только Эвангелисто вертелся не в курятнике, скорее в диковинных садах Семирамиды, где вместо глупых деревенских птиц вертелись настоящие павлины. Украшенные массивными драгоценностями, несущими за собой шлейф из роскошных перьев, они были требовательны. Им поднеси все самое лучшее, дорогое и прекрасное. А ещё желательно мёртвое, чтобы не ощущать этого страдальческого привкуса на языке, если не снаружи, то внутри.

Кур с павлинами объединяет одно — это все птицы. А птицы, при всем уважении, довольно тупы. Высокомерие человеческого существа внутри Эвангелисто понимало, что даже если умной пташке прикажут найти своего хозяина, затерявшегося в лесу — и она его найдёт, полагаясь на зрение ли, на чутье ли, Эвангелисто не знал, вот только они все равно довольно глупые. Ни куры, ни павлины, никто из них поменяться не сможет, как ни печально. Бедняжки, подумал бы Эвангелисто, вот только жалости в нем было мало.

— А чем я могу тебе помочь, carina? — спросил он, хлопая длинными ресницами. — Неужто ты хочешь... подняться повыше?

Он снова засмеялся.

— Это дело несложное, — с чувством произнёс он, осторожно взяв руку Нилам в свои пальцы, желая, видимо, заверить её сильнее. — Наверное, даже интересное... 

Цитата: сон от 06.09.2023, 09:01

// @scaramouse пожалуйста, простите меня за это, я старалась ничего не нарушать 

✧ ˚ 　· 　　 .

Имя, фамилия: Луиза Асье

Национальность: француженка  

Дата рождения, возраст на данный момент: 01.04.1864 (96 лет)  

Возраст на момент смерти и дата смерти: 29.03.1892 (28 лет, Луиза не дожила трех дней до своего 29-летия)  

✧ ˚ 　· 　　 .

Внешность: 

[spoiler title="тутъ"][/spoiler]

Характер: 

Взять тот же цветок. Истинная его красота видна не на лужайке и не на клумбе, о нет! Роза царственна в корсаже, гвоздика в петлице, фиалка в волосах прелестницы. Триумф цветка наступает, когда он уже срезан, настоящая его жизнь неотрывна от смерти.

«Мне всегда хотелось играть в театре, ах как хотелось, как! Это чувство счастья, искрящегося на щеках слезами, оно трепетало во мне, будто я родилась на сцене! Но никто не понимал моего прирожденного таланта, а он рос, его звонкий глас становился громче, и тогда я обтянула свои фарфоровые маски человеческой кожей. Чтобы они казались настоящими!

Однажды эти маски со мной заговорили. Я слышала голоса безглазых лиц, и мне казалось, что сам Господь говорил их охладевшими губами. И чем сильнее они прирастали к моему лицу, тем яснее становился голос, будто я слышала саму себя, только лучше. Намного лучше. Мной управлял талантливый кукловод, и в тайне я знаю, что под тенью скрыт знакомый мне профиль, отражающийся в зеркалах.

Мне нравилось именно играть, но для настоящей игры нужны были зрители. И они были! Они верили в божественную невинность, с ужасом обсуждая со мной жестокого оборотня, отправляющего в царство Господа невинные души. Какими гримасами искажались их лица, но душа моя торжествовала, ведь это я! Это все я тот страшный оборотень, перед образом которого вы трепещите, но сейчас, смотрите же, сейчас так спокойно стою пред вами, и вы наивно верите, не зная моей тени. Разве не это недостижимый для вас верх искусства?!

О, моя игра правдива, в ней сливаются естественное и напускное, потому что я не боюсь человеческого естества. Я не боюсь обнажать то, что другие прячут под бетоном обыденности серых дней. Нет, нет я творю! Я подмастерье самого Господа, его человеческое воплощение! Как люди обезобразили святой облик, как они очернили свои тела, но мои руки раскроют красоту, спрятанную внутри потной плоти. Я избавлю безобразных калек от их внешнего уродства, обнажив идеальность внутреннего чрева. Словно бутоны цветов, распустятся тела несчастных мучеников и очистятся от мирской грязи. Я спасу их искалеченные души.

Мое искусство многогранно. Как удивителен человеческий организм, как он прекрасен, как самое чистое и естественное творение Божье! Но люди этого не видят, потому что цветы заросли безобразными сорняками. Я же очищаю этот райский сад, показывая людям скрытое. Жизнь неотделима от смерти, и пока живо тело ему не дано явить себя во всем великолепии своего внутреннего устройства. Я же называю себя декоратором, что сумел явить истинную красоту. Но люди слепы и глупы, они не понимают смерти, как счастливого явления ко Господу, в его Божие царствие. Для них почитаем немощный старик, оставленный им в назидание своей дряхлой уродливость, укрытые же ладонью Творца вызывают в них жалость и страх. Глупые, глупые дети.

И никто не узнает моих торжественных опусов, никто не увидит в глазах света, что видит истинное. Как искусно я играю тенью, ведь солнечный свет примитивен! И когда ночью мое тело содрогается от смеха над этими людьми, бордовой кровью расцветают шедевры. Я знаю, их поймут не многие, но я с тихой скромностью назову себя декоратором, чтобы творить руками Божьими на земле.»

Тома Асье, брат

«Луиза всегда была очень тихой девочкой. Мягкой, ласковой. В детстве она почти не говорила, только заглядывала своими большими ясными глазами, казалось, в самую душу и молчала. Она не отвечала на издевательства мальчишек, упреки отца, я никогда не видел даже маленькой слезинки на ее щеке. Мне казалось, что она неживая, какой-то ледяной кусок человеческой плоти, наделенный мыслями. А, впрочем, узнать о чем она думала представлялось невозможным. Мы с ней не общались. Я считал ее скучной тихоней, а она избегала моего громкого общества. Может быть поэтому она пришла ко мне тем вечером? Кажется, шел дождь, Луиза была меня на два года младше, и ей совсем недавно исполнилось восемнадцать. Я удивился, но открыл. А потом она ударила меня чем-то острым в висок, чем-то острым и блестящем. Скальпелем, украденным у отца?»

Ивонн Асье, мать

«Я всегда боялась, что этого маленького скромного ребенка затопчет жизнь. Она была такой наивной и светлой девочкой! Всегда кроткой, мягкой, со стороны Луиза казалась идеальным ребенком. Но мое сердце обливалось кровью, когда я видела ее доверчивость, перерастающую в глупость. Она все время о чем-то мечтала, но это было настолько фантастическим и не уместным для девочки ее воспитания, что Луиза пыталась прятать свои мысли. Но чем взрослее она становилась, тем фантазии были абсурднее. Ее манили яркость актерской жизни и слава, только я знала, что мою дурнушку ждет другая судьба. Ведь я хотела помочь ей! Я никогда не думала, что она может злиться на меня, но в тот день ее злоба, казалось, звенела в настораживающей тишине. Я стояла на кухне, а потом…  моя девочка не смогла меня простить.»

Огюст Монтеспан, молодой студент

«Луиза была лучиком света в моей жизни. Всегда кроткая, но веселая, улыбающаяся искренней теплой улыбкой. Она не была похожей на остальных девушек. Ее беспорядочные мысли, разбросанные словно кудрявые волосы, вились вокруг головы плотным роем, выставляя невообразимый мир, что наполнял ее скромное тело. Она была очень умной и начитанной девушкой, ей была интересна медицина, и я восхищался ее стремлением к познанию мира. Это почти детская наивность вкупе с пытливым умом и нежным сердцем очаровали меня. Луиза обладала незаурядными способностями, и умела восхищать, но той ночью с ней произошли странные перемены. Что-то было в ней жестокое, пугающе равнодушное то, что убило меня тогда. Оно поглотило ее, и она действовала, влекомая больными инстинктами. Я верю, это было против ее природы!»

Эмили Роуз, молодая дама

«Той ночью я стояла возле одного из окон жилого дома, пытаясь найти свет. Мне было страшно, и когда я увидела приближающуюся фигуру в мужском костюме, излишне моляще бросилась к «клиенту». Он даже не удивился, и не возразил, что тогда меня совершенно не удивило. Как обычно, я завела его в одну из комнат, освещаемую приглушенным светом, и оставшись в легкой сорочке, обернулась к гостю. Я не сумела разглядеть лица незнакомца сразу, но в отблеске свечей горели его глаза, точнее ее. Передо мной стояла женщина в мужском костюме! Она сделала несколько порывистых шагов, а потом ласково сказала: «Тебе будет хорошо». Но мне было очень больно».

Биография: 

Из записок следственного судьи Гюстава Гоша

«Девица Асье родилась в Руане, в небогатой, но добропорядочной семье, за которой странностей не замечалось. Мать работала учителем в церковной школе, отец - хирургом. В семье было двое детей, Тома и Луиза, из которых последняя была младшей. Оба родителя имели консервативные религиозные убеждения, от чего дети воспитывались в строгости, но достатке. Когда дети достигли юношеского возраста, отец скоропостижно скончался, предположительно от остановки сердца. Подробно о детских годах девица Асье не распространялась, на все вопросы отвечала: не помню».

«Конечно, родители не очень меня любили. Наш скромный дом был чистым, но бедным, все имело вид какой-то благородной аскетичной серости. Это запылившееся благородство сквозило во всем: домашнем быту, родительских словах и ласках, замечаниях, нравоучениях. Моя мать, наверное, хотела сделать меня монашкой, но ей не нужно было стараться, я самостоятельно соответствовала всему, что она требовала. Ее вечно поджатые губы и сочувствующий взгляд будили во мне ярость. Впрочем, это произошло намного позже, а когда я была маленькой девочкой, меня быстро определили в церковную школу, чтобы я получала «должное образование». Тогда впервые я поняла недоступное окружающим таинство Господне, тогда для меня открылось его могущество, которое люди начали забывать! Я страшилась облика Христа, но чем старше становилось мирское тело, тем яснее я ощущала Его присутствие в мыслях моих.

В детстве, я часто мечтала, а самым желанным был недостижимый театр и гордое слово «актриса». Но моя мать запрещала говорить об этом, и я искала смирения в священном учении, только не в той его форме, что обезобразилась непонимающими прихожанами, мне виделся истинный смысл!»

«По видимому, понимание медицины девушка получала из книг отца, ибо таковые в доме должны были иметься в виду профессии главы семейства. Таким образом, еще в юношеские годы Асье получила должные знания анатомии и хирургии. Есть предположение, что свою увлеченность она практиковала на животных, т.к проведенный осмотр тел жертв предполагает наличие у уб<>цы большого опыта во владении хирургическими инструментами. Сама Асье подобные доводы не подтверждала. В возрасте восемнадцати лет девушка сбежала из дома, предварительно лишив жизни мать и брата, в чем сама же и призналась на одном из допросов. Дальнейшим местом жительства Асье стал Лилль.»

«Мне нужно было бежать, бежать как можно дальше, но чем отчаяннее я думала об этом, тем сильнее сжимала веревку на горле моя мать. Дом стал мне чужд, как и люди, живущие в нем, все казалось неправильным, но как из этого выбраться я не знала. И тогда тихий голос указал мне дорогу к спасению.

Первой была мадам Асье. Она лишь тихо вскрикнула. Ее глаза застыли в жутком испуге, когда обмякшее тело повалилось на стол, испачканный белой мукой. А затем я пришла к Тома. Мне было больно поднимать на него руку, но я знала ради чего совершаю это, и когда он открыл тяжелую дверь, смотря на меня недоуменным взглядом, я не дрогнула. Было противно, но все же мне пришлось смотреть на пиршество бродячих собак той ночью. Зато утром следующего дня я была у порога мечты! И на моем пути не было больше ни одного висельника!»

«Во время поездки в Лилль Асье примкнула к бродячему цирку, где работала ассистенткой фокусника. Этот промежуток жизни можно считать наиболее туманным, нет точных данных стал ли кто-нибудь ее жертвой в данный временной отрезок. Впрочем, отмечается, что с упомянутой выше труппой Асье продолжала работать на протяжении нескольких лет, пока не ушла в другой цирк в качестве воздушной гимнастки. В этом заведении, которое гастролировало реже предыдущего, Асье и проработала вплоть до ареста. Стоит отметить, что у<>ва происходили только во время гастролей цирка, а значит, не более двух раз за год. Однако точное количество жертв следствием не установлено. Цирк находился в Лилле, где и жила девушка.»

«Моя мечта почти сбылась. Немного по-другому, не так уверенно, но я стала артистом, и пусть цирк звучит скромнее театра, я все равно смогла играть! В том же году по странному стечению обстоятельств я познакомилась с молодым студентом. Его имя было таким смешным и неуклюжим, совсем как он сам! Наверное, мои маски очаровали его, но важно было другое, потому что с помощью него я смогла продолжить свое наивное (как мне казалось) детское увлечение, и познать человеческий организм более полно. Его восхищали мои стремления, а я была очарована тонким личиком его младшей кузины. Однажды он пригласил меня на вечер, сказав, что познакомит со своей матерью и сестрой. Я не решилась отказывать и придя в их скромный дом, обнаружила в простой деревянной шкатулке необычайной красоты бриллиант!

Закрывая глаза, я видела ее живой взгляд, который с осторожной внимательностью смотрели на мою эфемерную фигуру. И с каждым прожитым часом быстро бьющегося в груди сердца, мне становилось все тоскливее. Я смиренно опускала голову, взывая к помощи Спасителя, но Он молчал. И мною была предпринята жалкая, отчаянная попытка. Но могло ли столь прекрасное и безусловное существо дать мне то, чего так жаждало сердце? Увы.

Меня окутали печаль и страх. Я чувствовала себя жалким ничтожеством, которого ослепил свет прекрасного. И вот тогда заунывный глас зазвучал громче потоком простых и ясных слов! Мои глаза открылись.

Огюст - какое же смешное имя! Огюст был моей первой картиной. И, если его и можно жалеть, то только за глупость.»

«В период между 1884 и 1886 годами ее жертвами стали порядка четырех человек, учитывая родственников. Жизнь в первом цирке представлялась наиболее стабильной и спокойной, первая «осознанная» гекатомба была совершена в момент окончательного переезда в Лилль. Асье не заводила любовных связей и близких знакомств, вела довольно аскетичный образ жизни. Материальные блага ей были не интересны, поэтому любые попытки оправдания ее деяний с этой точки зрения опровергаются. Так, ее биографию можно разделить на два этапа: детство (до момента 18-летия и побега из дома) и остальной период, характеризующийся первыми осознанными у<>ми. Начиная с 1886 года деяния Асье начинают приобретать характерный для нее стиль. В основном ее жертвами становились падшие женщины. Важно, что для совершения задуманного Асье всегда одевалась в мужскую одежду и начинала «поиски» ночью, в неблагополучных кварталах. Выбранные ею женщины не имели между собой схожих характеристик, а значит Асье не интересовал конкретный тип, по которому она выбирала жертву. Одинаковым оставался лишь способ у<>ва: у найденных отсутствовали важные внутренние составляющие (у разных жертв могли быть изъяты различные, однако неизменно отсутствовал фиброзно-мышечный орган), также сам результат действия Асье напоминал, скажем, инсталляцию, что считалось полицией неким «посланием», которое хочет донести у<>ца. Мое мнение таково, что подобные мотивы у девушки отсутствовали.»

«Как мною восхищались! Я порхала над зрительным залом в образе белого лебедя, и их восторженные лица неотрывно следили за моим полетом, что был танцем на грани падающей смерти! Но пророченное мне судьбой выжигало душу, и влекомая голосом масок, чьими бескровными устами управлял Он, я декорировала опустившийся людской род. Каждое новое путешествие было картиной. Я с упоением раскрывала внутреннюю красоту, а потом снова летала под куполом цирка. Да, я жила оборотнем, но цель моя была во спасение!

И так тихо, но уверено я несла свою свечу, принимая ниспосланное свыше. Какое счастье было видеть человеческую истину, доставать ее из огрубелой оболочки! Но люди глупы и слепы, их разум затмила пелена сомнений. Господь примет меня, ведь стольких калек я наградила высшим счастьем!»

«В марте 1892 года, один из артистов цирка, чье имя по просьбе упомянутого будет скрыто, обнаружил в гримерной Асье окровавленный платок. Содержимое куска ткани сильно поразило нашедшего, от чего тот не мог разумно объяснить следствию, данную запись ведущему, о произошедшем. Однако был произведен обыск, в результате которого были найдены похожие свертки, забальзамированные владельцем комнаты. Мое мнение таково, что Асье просто не могла удержаться от хранения памятных вещиц, а потому против нее были предоставлены вещественные улики. Количество найденного не совпадает с количество жертв, что наталкивает на мысли о наличии тайника, однако данная информация не нашла подтверждений.

Асье не опровергала своей причастности к у-ам, подтверждая каждое, в котором была обвинена. Более того, девушка смогла описать внешность всех жертв, что также подтверждает ее виновность. На допросах Асье вела себя тихо, приступов буйства не проявляла, представляя образ абсолютно нормального, здорового человека, что является показателем отсутствия душевных заболеваний, а также полной осознанности своих деяний. Из этого следует, что для девицы Асье будет принята исключительная мера наказания за особо тяжкие преступления, приведенная в исполнение 29 марта настоящего года.»

Причина смерти:

На маленькой площади не стояли толпы  французов, желающие «хлеба и зрелищ», не звенели надрывающиеся голоса зрителей. На маленькой площади, закрытой от городских глаз печальными стенами высокого здания, плотным рядом стояли синие мундиры, чьи напряженные взгляды смотрели на жутко возвышающийся эшафот. А на нем, в простом легком платье, с распущенной копной кудрявых волос стояла молодая девушка. Светлые глаза светились странной грустью, но в ее спокойных движениях не было и тени страха. Она уверенно шла к лезвию, принимая смерть, как дар, и каждый, кто смотрел на ее бледное лицо внутренне содрогался от осознания вины этого тонкого существа. Тишина оглушала, будто площадь погрузилась в вакуум. Только хрупкая девушка со светлыми волосами вымучено улыбнулась, и с наслаждением закрыв глаза, опустила голову на деревянную раму. В следующее мгновение уши полоснул отвратительный звук, а светлые волосы окрасились в ярко-бордовый.

Цель: двадцать девятого марта Луиза Асье должна была выступать в своем цирке с гастролировавшей труппой, однако этому не суждено было сбыться.  Все, чего она хотела в день своей смерти - оказаться на той арене под красно-белым куполом, летящей в белоснежном костюме лебедя.

Дополнительные детали: 

>у нее фотографическая память и очень хорошее обоняние

>девушка плохо видит, а также постоянно поправляет волосы, что больше напоминает тик

>она прекрасно знает устройство человечного организма, настолько, что может «оперировать» без источника света

>Мсье Гош сильно ошибался, говоря, что Луиза душевно здорова

>она боится громких звуков и синих мундиров

>ее прототипом стал Декоратор из одноименной книги Акунина, а также Леонарда Чианчулли

>музыка ассоциация - каприс №24 Н. Паганини

>после смерти ее «деяния» стали повторяться

>она не религиозна, а образ Христа для нее - символ могущества, которого она так боялась в детстве

✧ ˚ 　· 　　 .

Цитата: стереоняша ★ от 06.09.2023, 15:57

Цитата: сон от 06.09.2023, 09:01

// @scaramouse пожалуйста, простите меня за это, я старалась ничего не нарушать 

✧ ˚ 　· 　　 .

Имя, фамилия: Луиза Асье

Национальность: француженка  

Дата рождения, возраст на данный момент: 01.04.1864 (96 лет)  

Возраст на момент смерти и дата смерти: 29.03.1892 (28 лет, Луиза не дожила трех дней до своего 29-летия)  

✧ ˚ 　· 　　 .

Внешность: 

[spoiler title="тутъ"][/spoiler]

Характер: 

Взять тот же цветок. Истинная его красота видна не на лужайке и не на клумбе, о нет! Роза царственна в корсаже, гвоздика в петлице, фиалка в волосах прелестницы. Триумф цветка наступает, когда он уже срезан, настоящая его жизнь неотрывна от смерти.

«Мне всегда хотелось играть в театре, ах как хотелось, как! Это чувство счастья, искрящегося на щеках слезами, оно трепетало во мне, будто я родилась на сцене! Но никто не понимал моего прирожденного таланта, а он рос, его звонкий глас становился громче, и тогда я обтянула свои фарфоровые маски человеческой кожей. Чтобы они казались настоящими!

Однажды эти маски со мной заговорили. Я слышала голоса безглазых лиц, и мне казалось, что сам Господь говорил их охладевшими губами. И чем сильнее они прирастали к моему лицу, тем яснее становился голос, будто я слышала саму себя, только лучше. Намного лучше. Мной управлял талантливый кукловод, и в тайне я знаю, что под тенью скрыт знакомый мне профиль, отражающийся в зеркалах.

Мне нравилось именно играть, но для настоящей игры нужны были зрители. И они были! Они верили в божественную невинность, с ужасом обсуждая со мной жестокого оборотня, отправляющего в царство Господа невинные души. Какими гримасами искажались их лица, но душа моя торжествовала, ведь это я! Это все я тот страшный оборотень, перед образом которого вы трепещите, но сейчас, смотрите же, сейчас так спокойно стою пред вами, и вы наивно верите, не зная моей тени. Разве не это недостижимый для вас верх искусства?!

О, моя игра правдива, в ней сливаются естественное и напускное, потому что я не боюсь человеческого естества. Я не боюсь обнажать то, что другие прячут под бетоном обыденности серых дней. Нет, нет я творю! Я подмастерье самого Господа, его человеческое воплощение! Как люди обезобразили святой облик, как они очернили свои тела, но мои руки раскроют красоту, спрятанную внутри потной плоти. Я избавлю безобразных калек от их внешнего уродства, обнажив идеальность внутреннего чрева. Словно бутоны цветов, распустятся тела несчастных мучеников и очистятся от мирской грязи. Я спасу их искалеченные души.

Мое искусство многогранно. Как удивителен человеческий организм, как он прекрасен, как самое чистое и естественное творение Божье! Но люди этого не видят, потому что цветы заросли безобразными сорняками. Я же очищаю этот райский сад, показывая людям скрытое. Жизнь неотделима от смерти, и пока живо тело ему не дано явить себя во всем великолепии своего внутреннего устройства. Я же называю себя декоратором, что сумел явить истинную красоту. Но люди слепы и глупы, они не понимают смерти, как счастливого явления ко Господу, в его Божие царствие. Для них почитаем немощный старик, оставленный им в назидание своей дряхлой уродливость, укрытые же ладонью Творца вызывают в них жалость и страх. Глупые, глупые дети.

И никто не узнает моих торжественных опусов, никто не увидит в глазах света, что видит истинное. Как искусно я играю тенью, ведь солнечный свет примитивен! И когда ночью мое тело содрогается от смеха над этими людьми, бордовой кровью расцветают шедевры. Я знаю, их поймут не многие, но я с тихой скромностью назову себя декоратором, чтобы творить руками Божьими на земле.»

Тома Асье, брат

«Луиза всегда была очень тихой девочкой. Мягкой, ласковой. В детстве она почти не говорила, только заглядывала своими большими ясными глазами, казалось, в самую душу и молчала. Она не отвечала на издевательства мальчишек, упреки отца, я никогда не видел даже маленькой слезинки на ее щеке. Мне казалось, что она неживая, какой-то ледяной кусок человеческой плоти, наделенный мыслями. А, впрочем, узнать о чем она думала представлялось невозможным. Мы с ней не общались. Я считал ее скучной тихоней, а она избегала моего громкого общества. Может быть поэтому она пришла ко мне тем вечером? Кажется, шел дождь, Луиза была меня на два года младше, и ей совсем недавно исполнилось восемнадцать. Я удивился, но открыл. А потом она ударила меня чем-то острым в висок, чем-то острым и блестящем. Скальпелем, украденным у отца?»

Ивонн Асье, мать

«Я всегда боялась, что этого маленького скромного ребенка затопчет жизнь. Она была такой наивной и светлой девочкой! Всегда кроткой, мягкой, со стороны Луиза казалась идеальным ребенком. Но мое сердце обливалось кровью, когда я видела ее доверчивость, перерастающую в глупость. Она все время о чем-то мечтала, но это было настолько фантастическим и не уместным для девочки ее воспитания, что Луиза пыталась прятать свои мысли. Но чем взрослее она становилась, тем фантазии были абсурднее. Ее манили яркость актерской жизни и слава, только я знала, что мою дурнушку ждет другая судьба. Ведь я хотела помочь ей! Я никогда не думала, что она может злиться на меня, но в тот день ее злоба, казалось, звенела в настораживающей тишине. Я стояла на кухне, а потом…  моя девочка не смогла меня простить.»

Огюст Монтеспан, молодой студент

«Луиза была лучиком света в моей жизни. Всегда кроткая, но веселая, улыбающаяся искренней теплой улыбкой. Она не была похожей на остальных девушек. Ее беспорядочные мысли, разбросанные словно кудрявые волосы, вились вокруг головы плотным роем, выставляя невообразимый мир, что наполнял ее скромное тело. Она была очень умной и начитанной девушкой, ей была интересна медицина, и я восхищался ее стремлением к познанию мира. Это почти детская наивность вкупе с пытливым умом и нежным сердцем очаровали меня. Луиза обладала незаурядными способностями, и умела восхищать, но той ночью с ней произошли странные перемены. Что-то было в ней жестокое, пугающе равнодушное то, что убило меня тогда. Оно поглотило ее, и она действовала, влекомая больными инстинктами. Я верю, это было против ее природы!»

Эмили Роуз, молодая дама

«Той ночью я стояла возле одного из окон жилого дома, пытаясь найти свет. Мне было страшно, и когда я увидела приближающуюся фигуру в мужском костюме, излишне моляще бросилась к «клиенту». Он даже не удивился, и не возразил, что тогда меня совершенно не удивило. Как обычно, я завела его в одну из комнат, освещаемую приглушенным светом, и оставшись в легкой сорочке, обернулась к гостю. Я не сумела разглядеть лица незнакомца сразу, но в отблеске свечей горели его глаза, точнее ее. Передо мной стояла женщина в мужском костюме! Она сделала несколько порывистых шагов, а потом ласково сказала: «Тебе будет хорошо». Но мне было очень больно».

Биография: 

Из записок следственного судьи Гюстава Гоша

«Девица Асье родилась в Руане, в небогатой, но добропорядочной семье, за которой странностей не замечалось. Мать работала учителем в церковной школе, отец - хирургом. В семье было двое детей, Тома и Луиза, из которых последняя была младшей. Оба родителя имели консервативные религиозные убеждения, от чего дети воспитывались в строгости, но достатке. Когда дети достигли юношеского возраста, отец скоропостижно скончался, предположительно от остановки сердца. Подробно о детских годах девица Асье не распространялась, на все вопросы отвечала: не помню».

«Конечно, родители не очень меня любили. Наш скромный дом был чистым, но бедным, все имело вид какой-то благородной аскетичной серости. Это запылившееся благородство сквозило во всем: домашнем быту, родительских словах и ласках, замечаниях, нравоучениях. Моя мать, наверное, хотела сделать меня монашкой, но ей не нужно было стараться, я самостоятельно соответствовала всему, что она требовала. Ее вечно поджатые губы и сочувствующий взгляд будили во мне ярость. Впрочем, это произошло намного позже, а когда я была маленькой девочкой, меня быстро определили в церковную школу, чтобы я получала «должное образование». Тогда впервые я поняла недоступное окружающим таинство Господне, тогда для меня открылось его могущество, которое люди начали забывать! Я страшилась облика Христа, но чем старше становилось мирское тело, тем яснее я ощущала Его присутствие в мыслях моих.

В детстве, я часто мечтала, а самым желанным был недостижимый театр и гордое слово «актриса». Но моя мать запрещала говорить об этом, и я искала смирения в священном учении, только не в той его форме, что обезобразилась непонимающими прихожанами, мне виделся истинный смысл!»

«По видимому, понимание медицины девушка получала из книг отца, ибо таковые в доме должны были иметься в виду профессии главы семейства. Таким образом, еще в юношеские годы Асье получила должные знания анатомии и хирургии. Есть предположение, что свою увлеченность она практиковала на животных, т.к проведенный осмотр тел жертв предполагает наличие у уб<>цы большого опыта во владении хирургическими инструментами. Сама Асье подобные доводы не подтверждала. В возрасте восемнадцати лет девушка сбежала из дома, предварительно лишив жизни мать и брата, в чем сама же и призналась на одном из допросов. Дальнейшим местом жительства Асье стал Лилль.»

«Мне нужно было бежать, бежать как можно дальше, но чем отчаяннее я думала об этом, тем сильнее сжимала веревку на горле моя мать. Дом стал мне чужд, как и люди, живущие в нем, все казалось неправильным, но как из этого выбраться я не знала. И тогда тихий голос указал мне дорогу к спасению.

Первой была мадам Асье. Она лишь тихо вскрикнула. Ее глаза застыли в жутком испуге, когда обмякшее тело повалилось на стол, испачканный белой мукой. А затем я пришла к Тома. Мне было больно поднимать на него руку, но я знала ради чего совершаю это, и когда он открыл тяжелую дверь, смотря на меня недоуменным взглядом, я не дрогнула. Было противно, но все же мне пришлось смотреть на пиршество бродячих собак той ночью. Зато утром следующего дня я была у порога мечты! И на моем пути не было больше ни одного висельника!»

«Во время поездки в Лилль Асье примкнула к бродячему цирку, где работала ассистенткой фокусника. Этот промежуток жизни можно считать наиболее туманным, нет точных данных стал ли кто-нибудь ее жертвой в данный временной отрезок. Впрочем, отмечается, что с упомянутой выше труппой Асье продолжала работать на протяжении нескольких лет, пока не ушла в другой цирк в качестве воздушной гимнастки. В этом заведении, которое гастролировало реже предыдущего, Асье и проработала вплоть до ареста. Стоит отметить, что у<>ва происходили только во время гастролей цирка, а значит, не более двух раз за год. Однако точное количество жертв следствием не установлено. Цирк находился в Лилле, где и жила девушка.»

«Моя мечта почти сбылась. Немного по-другому, не так уверенно, но я стала артистом, и пусть цирк звучит скромнее театра, я все равно смогла играть! В том же году по странному стечению обстоятельств я познакомилась с молодым студентом. Его имя было таким смешным и неуклюжим, совсем как он сам! Наверное, мои маски очаровали его, но важно было другое, потому что с помощью него я смогла продолжить свое наивное (как мне казалось) детское увлечение, и познать человеческий организм более полно. Его восхищали мои стремления, а я была очарована тонким личиком его младшей кузины. Однажды он пригласил меня на вечер, сказав, что познакомит со своей матерью и сестрой. Я не решилась отказывать и придя в их скромный дом, обнаружила в простой деревянной шкатулке необычайной красоты бриллиант!

Закрывая глаза, я видела ее живой взгляд, который с осторожной внимательностью смотрели на мою эфемерную фигуру. И с каждым прожитым часом быстро бьющегося в груди сердца, мне становилось все тоскливее. Я смиренно опускала голову, взывая к помощи Спасителя, но Он молчал. И мною была предпринята жалкая, отчаянная попытка. Но могло ли столь прекрасное и безусловное существо дать мне то, чего так жаждало сердце? Увы.

Меня окутали печаль и страх. Я чувствовала себя жалким ничтожеством, которого ослепил свет прекрасного. И вот тогда заунывный глас зазвучал громче потоком простых и ясных слов! Мои глаза открылись.

Огюст - какое же смешное имя! Огюст был моей первой картиной. И, если его и можно жалеть, то только за глупость.»

«В период между 1884 и 1886 годами ее жертвами стали порядка четырех человек, учитывая родственников. Жизнь в первом цирке представлялась наиболее стабильной и спокойной, первая «осознанная» гекатомба была совершена в момент окончательного переезда в Лилль. Асье не заводила любовных связей и близких знакомств, вела довольно аскетичный образ жизни. Материальные блага ей были не интересны, поэтому любые попытки оправдания ее деяний с этой точки зрения опровергаются. Так, ее биографию можно разделить на два этапа: детство (до момента 18-летия и побега из дома) и остальной период, характеризующийся первыми осознанными у<>ми. Начиная с 1886 года деяния Асье начинают приобретать характерный для нее стиль. В основном ее жертвами становились падшие женщины. Важно, что для совершения задуманного Асье всегда одевалась в мужскую одежду и начинала «поиски» ночью, в неблагополучных кварталах. Выбранные ею женщины не имели между собой схожих характеристик, а значит Асье не интересовал конкретный тип, по которому она выбирала жертву. Одинаковым оставался лишь способ у<>ва: у найденных отсутствовали важные внутренние составляющие (у разных жертв могли быть изъяты различные, однако неизменно отсутствовал фиброзно-мышечный орган), также сам результат действия Асье напоминал, скажем, инсталляцию, что считалось полицией неким «посланием», которое хочет донести у<>ца. Мое мнение таково, что подобные мотивы у девушки отсутствовали.»

«Как мною восхищались! Я порхала над зрительным залом в образе белого лебедя, и их восторженные лица неотрывно следили за моим полетом, что был танцем на грани падающей смерти! Но пророченное мне судьбой выжигало душу, и влекомая голосом масок, чьими бескровными устами управлял Он, я декорировала опустившийся людской род. Каждое новое путешествие было картиной. Я с упоением раскрывала внутреннюю красоту, а потом снова летала под куполом цирка. Да, я жила оборотнем, но цель моя была во спасение!

И так тихо, но уверено я несла свою свечу, принимая ниспосланное свыше. Какое счастье было видеть человеческую истину, доставать ее из огрубелой оболочки! Но люди глупы и слепы, их разум затмила пелена сомнений. Господь примет меня, ведь стольких калек я наградила высшим счастьем!»

«В марте 1892 года, один из артистов цирка, чье имя по просьбе упомянутого будет скрыто, обнаружил в гримерной Асье окровавленный платок. Содержимое куска ткани сильно поразило нашедшего, от чего тот не мог разумно объяснить следствию, данную запись ведущему, о произошедшем. Однако был произведен обыск, в результате которого были найдены похожие свертки, забальзамированные владельцем комнаты. Мое мнение таково, что Асье просто не могла удержаться от хранения памятных вещиц, а потому против нее были предоставлены вещественные улики. Количество найденного не совпадает с количество жертв, что наталкивает на мысли о наличии тайника, однако данная информация не нашла подтверждений.

Асье не опровергала своей причастности к у-ам, подтверждая каждое, в котором была обвинена. Более того, девушка смогла описать внешность всех жертв, что также подтверждает ее виновность. На допросах Асье вела себя тихо, приступов буйства не проявляла, представляя образ абсолютно нормального, здорового человека, что является показателем отсутствия душевных заболеваний, а также полной осознанности своих деяний. Из этого следует, что для девицы Асье будет принята исключительная мера наказания за особо тяжкие преступления, приведенная в исполнение 29 марта настоящего года.»

Причина смерти:

На маленькой площади не стояли толпы  французов, желающие «хлеба и зрелищ», не звенели надрывающиеся голоса зрителей. На маленькой площади, закрытой от городских глаз печальными стенами высокого здания, плотным рядом стояли синие мундиры, чьи напряженные взгляды смотрели на жутко возвышающийся эшафот. А на нем, в простом легком платье, с распущенной копной кудрявых волос стояла молодая девушка. Светлые глаза светились странной грустью, но в ее спокойных движениях не было и тени страха. Она уверенно шла к лезвию, принимая смерть, как дар, и каждый, кто смотрел на ее бледное лицо внутренне содрогался от осознания вины этого тонкого существа. Тишина оглушала, будто площадь погрузилась в вакуум. Только хрупкая девушка со светлыми волосами вымучено улыбнулась, и с наслаждением закрыв глаза, опустила голову на деревянную раму. В следующее мгновение уши полоснул отвратительный звук, а светлые волосы окрасились в ярко-бордовый.

Цель: двадцать девятого марта Луиза Асье должна была выступать в своем цирке с гастролировавшей труппой, однако этому не суждено было сбыться.  Все, чего она хотела в день своей смерти - оказаться на той арене под красно-белым куполом, летящей в белоснежном костюме лебедя.

Дополнительные детали: 

>у нее фотографическая память и очень хорошее обоняние

>девушка плохо видит, а также постоянно поправляет волосы, что больше напоминает тик

>она прекрасно знает устройство человечного организма, настолько, что может «оперировать» без источника света

>Мсье Гош сильно ошибался, говоря, что Луиза душевно здорова

>она боится громких звуков и синих мундиров

>ее прототипом стал Декоратор из одноименной книги Акунина, а также Леонарда Чианчулли

>музыка ассоциация - каприс №24 Н. Паганини

>после смерти ее «деяния» стали повторяться

>она не религиозна, а образ Христа для нее - символ могущества, которого она так боялась в детстве

✧ ˚ 　· 　　 .

@obscurite 

принята ^_^

Цитата: сон от 06.09.2023, 22:50

// @potassiumcyanide я больше так не буду, честно, простите за долгую задержку¡ 

Пустота ощущений от прикосновения его ледяной мертвой руки приятно покалывала кожу. Каким он стал, этот великолепный лицемер, что разбивал чужие жизни в дребезги, просто неосторожно проводя рукой? А были ли такие же как она, наивные мечтательницы, ожидающие увидеть в лице Гольца героя французских романов? Скольких дам очаровала его улыбка? Неужели даже эта женщина, что представлялась Дуки ожившим изваянием Клио, даже она знала бывшего барона?

Неосторожно ее кольнул укол ревности. Пальфи широко раскрыла глаза, рассматривая лицо мужчины. Она ненавидела его, но все-таки что-то издевательски капало на старые раны, причиняя боль трепетом полузабытого чувства. Она сказала себе, что не любит, сказало измучено, с надрывом, путаясь в словах, а теперь он стоит перед ней, совсем чужой, далекий, ненавистный. Нет! Ничего не было и уже не будет! Ни-ко-гда!

Гольц растерялся. Перед ним стояли две женщины, лицо одной из них было слишком хорошо знакомо, настолько, что именно из-за нее сердце бывшего барона, хоть и не бьется, но продолжает жить. Вторая же дама, чей гордый пафос заметно остудил его наглую уверенность… он ее не помнил. И это было довольно досадно, потому что выбирая из двух, Генрих предпочел бы забыть первую. Это неприятное недоразумение, вкупе с пустыми карманами, отсутствием крыши над головой и средством сообщения в этой треклятой дыре очень и очень печалили Гольца. Он осторожно посмотрел на Ольгу, напрягая омертвевшие извилины, и попытался скромно ответить, но Дуки перебила его.

- Да, мы знакомы. Пожалуй, даже слишком.

Ее взгляд выжигал барона своим презрением. Она сделала шаг назад, и Гольц дернулся, желая ответить, но промолчал, не отводя глаз.

- Кажется, я помню тот год - пытаясь обращаться к Ольге, сказал мужчина, - Вы были известной актрисой - закончил он, неуверенный в выборе последнего слова.

И почему-то именно тогда усмешка Дуки стала издевательской, а взгляд смягчился. Она так уверенно его презирала, а ведь он торчал на земле только из-за нее, вынужденный искупить грехи за давно умершую любовь, впрочем им убитую. Он рвано выдохнул, застигнутый врасплох собственным непониманием. Вот она здесь, стоит перед ним, но едва ли напоминает ту юную княжну. И ведь ему просто нужно что-то сделать, а может быть сказать, и тогда растянувшаяся на десятилетия смерть закончится. Всего лишь!

Бесконечная ночь, как и их жизни, забавно, но, видимо, всех трех. Ее густые ресницы чуть дрожали, то ли от неощущаемого холода, то ли от колющих слез. Едкая обида капала на черный асфальт, почему он встретил ее так, словно в то же мгновение попытался забыть? Неужели он и впрямь никогда ее не любил и, возможно, даже не жалел о содеянном? Она обняла себя за голые плечи, даже не расслышав вопроса женщины, а затем медленно подняла голову, пока осознание проникало в воспаленный разум. Как просто прозвучала эта фраза, как бесцветно. Пожалуй, также можно сказать добрый день соседке, или попросить чашку кофе в каком-нибудь кафе.

- Мертва - просто ответила Дуки.

Да, не было трагизма, быть может потому, что это слово стало повседневностью, с которой самой девушке пришлось смириться. Хотя бы отчасти.

Гольц поморщился, услышав сначала вопрос, а потом и ответ. Его совсе не устраивала смерть, если о ней не думать, то можно жить счастливо, только вот имя одной из девушек неразрывно было с этим связано. Он снова прокашлялся, пытаясь отогнать подобные мысли, а потом иронично подытожил:

- Стало быть, все мы мертвы?

Цитата: до мижор от 07.09.2023, 17:47

Цитата: сон от 06.09.2023, 09:01

// @scaramouse пожалуйста, простите меня за это, я старалась ничего не нарушать 

✧ ˚ 　· 　　 .

Имя, фамилия: Луиза Асье

Национальность: француженка  

Дата рождения, возраст на данный момент: 01.04.1864 (96 лет)  

Возраст на момент смерти и дата смерти: 29.03.1892 (28 лет, Луиза не дожила трех дней до своего 29-летия)  

✧ ˚ 　· 　　 .

Внешность: 

[spoiler title="тутъ"][/spoiler]

Характер: 

Взять тот же цветок. Истинная его красота видна не на лужайке и не на клумбе, о нет! Роза царственна в корсаже, гвоздика в петлице, фиалка в волосах прелестницы. Триумф цветка наступает, когда он уже срезан, настоящая его жизнь неотрывна от смерти.

«Мне всегда хотелось играть в театре, ах как хотелось, как! Это чувство счастья, искрящегося на щеках слезами, оно трепетало во мне, будто я родилась на сцене! Но никто не понимал моего прирожденного таланта, а он рос, его звонкий глас становился громче, и тогда я обтянула свои фарфоровые маски человеческой кожей. Чтобы они казались настоящими!

Однажды эти маски со мной заговорили. Я слышала голоса безглазых лиц, и мне казалось, что сам Господь говорил их охладевшими губами. И чем сильнее они прирастали к моему лицу, тем яснее становился голос, будто я слышала саму себя, только лучше. Намного лучше. Мной управлял талантливый кукловод, и в тайне я знаю, что под тенью скрыт знакомый мне профиль, отражающийся в зеркалах.

Мне нравилось именно играть, но для настоящей игры нужны были зрители. И они были! Они верили в божественную невинность, с ужасом обсуждая со мной жестокого оборотня, отправляющего в царство Господа невинные души. Какими гримасами искажались их лица, но душа моя торжествовала, ведь это я! Это все я тот страшный оборотень, перед образом которого вы трепещите, но сейчас, смотрите же, сейчас так спокойно стою пред вами, и вы наивно верите, не зная моей тени. Разве не это недостижимый для вас верх искусства?!

О, моя игра правдива, в ней сливаются естественное и напускное, потому что я не боюсь человеческого естества. Я не боюсь обнажать то, что другие прячут под бетоном обыденности серых дней. Нет, нет я творю! Я подмастерье самого Господа, его человеческое воплощение! Как люди обезобразили святой облик, как они очернили свои тела, но мои руки раскроют красоту, спрятанную внутри потной плоти. Я избавлю безобразных калек от их внешнего уродства, обнажив идеальность внутреннего чрева. Словно бутоны цветов, распустятся тела несчастных мучеников и очистятся от мирской грязи. Я спасу их искалеченные души.

Мое искусство многогранно. Как удивителен человеческий организм, как он прекрасен, как самое чистое и естественное творение Божье! Но люди этого не видят, потому что цветы заросли безобразными сорняками. Я же очищаю этот райский сад, показывая людям скрытое. Жизнь неотделима от смерти, и пока живо тело ему не дано явить себя во всем великолепии своего внутреннего устройства. Я же называю себя декоратором, что сумел явить истинную красоту. Но люди слепы и глупы, они не понимают смерти, как счастливого явления ко Господу, в его Божие царствие. Для них почитаем немощный старик, оставленный им в назидание своей дряхлой уродливость, укрытые же ладонью Творца вызывают в них жалость и страх. Глупые, глупые дети.

И никто не узнает моих торжественных опусов, никто не увидит в глазах света, что видит истинное. Как искусно я играю тенью, ведь солнечный свет примитивен! И когда ночью мое тело содрогается от смеха над этими людьми, бордовой кровью расцветают шедевры. Я знаю, их поймут не многие, но я с тихой скромностью назову себя декоратором, чтобы творить руками Божьими на земле.»

Тома Асье, брат

«Луиза всегда была очень тихой девочкой. Мягкой, ласковой. В детстве она почти не говорила, только заглядывала своими большими ясными глазами, казалось, в самую душу и молчала. Она не отвечала на издевательства мальчишек, упреки отца, я никогда не видел даже маленькой слезинки на ее щеке. Мне казалось, что она неживая, какой-то ледяной кусок человеческой плоти, наделенный мыслями. А, впрочем, узнать о чем она думала представлялось невозможным. Мы с ней не общались. Я считал ее скучной тихоней, а она избегала моего громкого общества. Может быть поэтому она пришла ко мне тем вечером? Кажется, шел дождь, Луиза была меня на два года младше, и ей совсем недавно исполнилось восемнадцать. Я удивился, но открыл. А потом она ударила меня чем-то острым в висок, чем-то острым и блестящем. Скальпелем, украденным у отца?»

Ивонн Асье, мать

«Я всегда боялась, что этого маленького скромного ребенка затопчет жизнь. Она была такой наивной и светлой девочкой! Всегда кроткой, мягкой, со стороны Луиза казалась идеальным ребенком. Но мое сердце обливалось кровью, когда я видела ее доверчивость, перерастающую в глупость. Она все время о чем-то мечтала, но это было настолько фантастическим и не уместным для девочки ее воспитания, что Луиза пыталась прятать свои мысли. Но чем взрослее она становилась, тем фантазии были абсурднее. Ее манили яркость актерской жизни и слава, только я знала, что мою дурнушку ждет другая судьба. Ведь я хотела помочь ей! Я никогда не думала, что она может злиться на меня, но в тот день ее злоба, казалось, звенела в настораживающей тишине. Я стояла на кухне, а потом…  моя девочка не смогла меня простить.»

Огюст Монтеспан, молодой студент

«Луиза была лучиком света в моей жизни. Всегда кроткая, но веселая, улыбающаяся искренней теплой улыбкой. Она не была похожей на остальных девушек. Ее беспорядочные мысли, разбросанные словно кудрявые волосы, вились вокруг головы плотным роем, выставляя невообразимый мир, что наполнял ее скромное тело. Она была очень умной и начитанной девушкой, ей была интересна медицина, и я восхищался ее стремлением к познанию мира. Это почти детская наивность вкупе с пытливым умом и нежным сердцем очаровали меня. Луиза обладала незаурядными способностями, и умела восхищать, но той ночью с ней произошли странные перемены. Что-то было в ней жестокое, пугающе равнодушное то, что убило меня тогда. Оно поглотило ее, и она действовала, влекомая больными инстинктами. Я верю, это было против ее природы!»

Эмили Роуз, молодая дама

«Той ночью я стояла возле одного из окон жилого дома, пытаясь найти свет. Мне было страшно, и когда я увидела приближающуюся фигуру в мужском костюме, излишне моляще бросилась к «клиенту». Он даже не удивился, и не возразил, что тогда меня совершенно не удивило. Как обычно, я завела его в одну из комнат, освещаемую приглушенным светом, и оставшись в легкой сорочке, обернулась к гостю. Я не сумела разглядеть лица незнакомца сразу, но в отблеске свечей горели его глаза, точнее ее. Передо мной стояла женщина в мужском костюме! Она сделала несколько порывистых шагов, а потом ласково сказала: «Тебе будет хорошо». Но мне было очень больно».

Биография: 

Из записок следственного судьи Гюстава Гоша

«Девица Асье родилась в Руане, в небогатой, но добропорядочной семье, за которой странностей не замечалось. Мать работала учителем в церковной школе, отец - хирургом. В семье было двое детей, Тома и Луиза, из которых последняя была младшей. Оба родителя имели консервативные религиозные убеждения, от чего дети воспитывались в строгости, но достатке. Когда дети достигли юношеского возраста, отец скоропостижно скончался, предположительно от остановки сердца. Подробно о детских годах девица Асье не распространялась, на все вопросы отвечала: не помню».

«Конечно, родители не очень меня любили. Наш скромный дом был чистым, но бедным, все имело вид какой-то благородной аскетичной серости. Это запылившееся благородство сквозило во всем: домашнем быту, родительских словах и ласках, замечаниях, нравоучениях. Моя мать, наверное, хотела сделать меня монашкой, но ей не нужно было стараться, я самостоятельно соответствовала всему, что она требовала. Ее вечно поджатые губы и сочувствующий взгляд будили во мне ярость. Впрочем, это произошло намного позже, а когда я была маленькой девочкой, меня быстро определили в церковную школу, чтобы я получала «должное образование». Тогда впервые я поняла недоступное окружающим таинство Господне, тогда для меня открылось его могущество, которое люди начали забывать! Я страшилась облика Христа, но чем старше становилось мирское тело, тем яснее я ощущала Его присутствие в мыслях моих.

В детстве, я часто мечтала, а самым желанным был недостижимый театр и гордое слово «актриса». Но моя мать запрещала говорить об этом, и я искала смирения в священном учении, только не в той его форме, что обезобразилась непонимающими прихожанами, мне виделся истинный смысл!»

«По видимому, понимание медицины девушка получала из книг отца, ибо таковые в доме должны были иметься в виду профессии главы семейства. Таким образом, еще в юношеские годы Асье получила должные знания анатомии и хирургии. Есть предположение, что свою увлеченность она практиковала на животных, т.к проведенный осмотр тел жертв предполагает наличие у уб<>цы большого опыта во владении хирургическими инструментами. Сама Асье подобные доводы не подтверждала. В возрасте восемнадцати лет девушка сбежала из дома, предварительно лишив жизни мать и брата, в чем сама же и призналась на одном из допросов. Дальнейшим местом жительства Асье стал Лилль.»

«Мне нужно было бежать, бежать как можно дальше, но чем отчаяннее я думала об этом, тем сильнее сжимала веревку на горле моя мать. Дом стал мне чужд, как и люди, живущие в нем, все казалось неправильным, но как из этого выбраться я не знала. И тогда тихий голос указал мне дорогу к спасению.

Первой была мадам Асье. Она лишь тихо вскрикнула. Ее глаза застыли в жутком испуге, когда обмякшее тело повалилось на стол, испачканный белой мукой. А затем я пришла к Тома. Мне было больно поднимать на него руку, но я знала ради чего совершаю это, и когда он открыл тяжелую дверь, смотря на меня недоуменным взглядом, я не дрогнула. Было противно, но все же мне пришлось смотреть на пиршество бродячих собак той ночью. Зато утром следующего дня я была у порога мечты! И на моем пути не было больше ни одного висельника!»

«Во время поездки в Лилль Асье примкнула к бродячему цирку, где работала ассистенткой фокусника. Этот промежуток жизни можно считать наиболее туманным, нет точных данных стал ли кто-нибудь ее жертвой в данный временной отрезок. Впрочем, отмечается, что с упомянутой выше труппой Асье продолжала работать на протяжении нескольких лет, пока не ушла в другой цирк в качестве воздушной гимнастки. В этом заведении, которое гастролировало реже предыдущего, Асье и проработала вплоть до ареста. Стоит отметить, что у<>ва происходили только во время гастролей цирка, а значит, не более двух раз за год. Однако точное количество жертв следствием не установлено. Цирк находился в Лилле, где и жила девушка.»

«Моя мечта почти сбылась. Немного по-другому, не так уверенно, но я стала артистом, и пусть цирк звучит скромнее театра, я все равно смогла играть! В том же году по странному стечению обстоятельств я познакомилась с молодым студентом. Его имя было таким смешным и неуклюжим, совсем как он сам! Наверное, мои маски очаровали его, но важно было другое, потому что с помощью него я смогла продолжить свое наивное (как мне казалось) детское увлечение, и познать человеческий организм более полно. Его восхищали мои стремления, а я была очарована тонким личиком его младшей кузины. Однажды он пригласил меня на вечер, сказав, что познакомит со своей матерью и сестрой. Я не решилась отказывать и придя в их скромный дом, обнаружила в простой деревянной шкатулке необычайной красоты бриллиант!

Закрывая глаза, я видела ее живой взгляд, который с осторожной внимательностью смотрели на мою эфемерную фигуру. И с каждым прожитым часом быстро бьющегося в груди сердца, мне становилось все тоскливее. Я смиренно опускала голову, взывая к помощи Спасителя, но Он молчал. И мною была предпринята жалкая, отчаянная попытка. Но могло ли столь прекрасное и безусловное существо дать мне то, чего так жаждало сердце? Увы.

Меня окутали печаль и страх. Я чувствовала себя жалким ничтожеством, которого ослепил свет прекрасного. И вот тогда заунывный глас зазвучал громче потоком простых и ясных слов! Мои глаза открылись.

Огюст - какое же смешное имя! Огюст был моей первой картиной. И, если его и можно жалеть, то только за глупость.»

«В период между 1884 и 1886 годами ее жертвами стали порядка четырех человек, учитывая родственников. Жизнь в первом цирке представлялась наиболее стабильной и спокойной, первая «осознанная» гекатомба была совершена в момент окончательного переезда в Лилль. Асье не заводила любовных связей и близких знакомств, вела довольно аскетичный образ жизни. Материальные блага ей были не интересны, поэтому любые попытки оправдания ее деяний с этой точки зрения опровергаются. Так, ее биографию можно разделить на два этапа: детство (до момента 18-летия и побега из дома) и остальной период, характеризующийся первыми осознанными у<>ми. Начиная с 1886 года деяния Асье начинают приобретать характерный для нее стиль. В основном ее жертвами становились падшие женщины. Важно, что для совершения задуманного Асье всегда одевалась в мужскую одежду и начинала «поиски» ночью, в неблагополучных кварталах. Выбранные ею женщины не имели между собой схожих характеристик, а значит Асье не интересовал конкретный тип, по которому она выбирала жертву. Одинаковым оставался лишь способ у<>ва: у найденных отсутствовали важные внутренние составляющие (у разных жертв могли быть изъяты различные, однако неизменно отсутствовал фиброзно-мышечный орган), также сам результат действия Асье напоминал, скажем, инсталляцию, что считалось полицией неким «посланием», которое хочет донести у<>ца. Мое мнение таково, что подобные мотивы у девушки отсутствовали.»

«Как мною восхищались! Я порхала над зрительным залом в образе белого лебедя, и их восторженные лица неотрывно следили за моим полетом, что был танцем на грани падающей смерти! Но пророченное мне судьбой выжигало душу, и влекомая голосом масок, чьими бескровными устами управлял Он, я декорировала опустившийся людской род. Каждое новое путешествие было картиной. Я с упоением раскрывала внутреннюю красоту, а потом снова летала под куполом цирка. Да, я жила оборотнем, но цель моя была во спасение!

И так тихо, но уверено я несла свою свечу, принимая ниспосланное свыше. Какое счастье было видеть человеческую истину, доставать ее из огрубелой оболочки! Но люди глупы и слепы, их разум затмила пелена сомнений. Господь примет меня, ведь стольких калек я наградила высшим счастьем!»

«В марте 1892 года, один из артистов цирка, чье имя по просьбе упомянутого будет скрыто, обнаружил в гримерной Асье окровавленный платок. Содержимое куска ткани сильно поразило нашедшего, от чего тот не мог разумно объяснить следствию, данную запись ведущему, о произошедшем. Однако был произведен обыск, в результате которого были найдены похожие свертки, забальзамированные владельцем комнаты. Мое мнение таково, что Асье просто не могла удержаться от хранения памятных вещиц, а потому против нее были предоставлены вещественные улики. Количество найденного не совпадает с количество жертв, что наталкивает на мысли о наличии тайника, однако данная информация не нашла подтверждений.

Асье не опровергала своей причастности к у-ам, подтверждая каждое, в котором была обвинена. Более того, девушка смогла описать внешность всех жертв, что также подтверждает ее виновность. На допросах Асье вела себя тихо, приступов буйства не проявляла, представляя образ абсолютно нормального, здорового человека, что является показателем отсутствия душевных заболеваний, а также полной осознанности своих деяний. Из этого следует, что для девицы Асье будет принята исключительная мера наказания за особо тяжкие преступления, приведенная в исполнение 29 марта настоящего года.»

Причина смерти:

На маленькой площади не стояли толпы  французов, желающие «хлеба и зрелищ», не звенели надрывающиеся голоса зрителей. На маленькой площади, закрытой от городских глаз печальными стенами высокого здания, плотным рядом стояли синие мундиры, чьи напряженные взгляды смотрели на жутко возвышающийся эшафот. А на нем, в простом легком платье, с распущенной копной кудрявых волос стояла молодая девушка. Светлые глаза светились странной грустью, но в ее спокойных движениях не было и тени страха. Она уверенно шла к лезвию, принимая смерть, как дар, и каждый, кто смотрел на ее бледное лицо внутренне содрогался от осознания вины этого тонкого существа. Тишина оглушала, будто площадь погрузилась в вакуум. Только хрупкая девушка со светлыми волосами вымучено улыбнулась, и с наслаждением закрыв глаза, опустила голову на деревянную раму. В следующее мгновение уши полоснул отвратительный звук, а светлые волосы окрасились в ярко-бордовый.

Цель: двадцать девятого марта Луиза Асье должна была выступать в своем цирке с гастролировавшей труппой, однако этому не суждено было сбыться.  Все, чего она хотела в день своей смерти - оказаться на той арене под красно-белым куполом, летящей в белоснежном костюме лебедя.

Дополнительные детали: 

>у нее фотографическая память и очень хорошее обоняние

>девушка плохо видит, а также постоянно поправляет волосы, что больше напоминает тик

>она прекрасно знает устройство человечного организма, настолько, что может «оперировать» без источника света

>Мсье Гош сильно ошибался, говоря, что Луиза душевно здорова

>она боится громких звуков и синих мундиров

>ее прототипом стал Декоратор из одноименной книги Акунина, а также Леонарда Чианчулли

>музыка ассоциация - каприс №24 Н. Паганини

>после смерти ее «деяния» стали повторяться

>она не религиозна, а образ Христа для нее - символ могущества, которого она так боялась в детстве

✧ ˚ 　· 　　 .

@obscurite

КАК люди делают таких шикарных персонажей… эта женщина прекрасна, анкета прекрасна, стиль прекрасен, слог прекрасен 😭🤲

Цитата: Rougon-Macquart от 10.09.2023, 22:28

//не обижайтесь на олечку за то, что она обижается на все подряд:(

@obscurite 

— Стало быть, мы все мертвы?

О да, они мертвы. Надо же, что за совпадение! В этот вечер, такой же холодный, каким может быть исходящий от трупа затхлый дух, здесь встретились трое живых покойников.

Ольга поежилась. И снова этот неприятный морозец по коже. Она умерла, стало быть, чувство температур ей неведомо, но самовнушение, все еще по сей день живое и яркое, делало свое дело. Странное чувство, разве наличие других ей подобных должно ее пугать?

Скорее напротив, это должно вызывать облегчение. Облегчения она не почувствовала.

— Я была… я балерина, — холодно процедила Ольга сквозь стиснутые жемчужные зубы. Едва ли ее помнили, это ее оскорбляло. Она помнит все, ее голова похоже на огромные архивы сотен дат и имен. А помнили ли ее? Точнее говоря, запоминали ли ее?

Она была… она балерина.

При жизни она была не танцовщицей, она была покорительницей. Покорительницей вершин Монблана театрального мастерства. И под конец своей недолгой судьбы она взобралась на самый верх… и начала медленно скатываться вниз.

В конце концов, та роль, тот злополучный белый лебедь, то был ее последний крупный спектакль. Пара месяцев, и она отошла бы на задние планы. Она стала бы играть степенных, возрастных персонажей, чьи движения были до вульгарного просты, чьи костюмы были до отвращения старомодны, чьи танцы привлекали до смешного мало восхищенных взглядов. И ради этого она так старалась?

Она умерла, потому что так решило ее сердце. Оно сказало: «Пора заканчивать», и остановилось. Оно понимало, состарься Ольга еще хоть на год — и прощай Монблан, прощай балетные высоты! Ольга навеки осталась между великим искусством расцвета и мрачными тонами заката. И она не понимала, почему до сих пор не скатилась настолько, чтобы умереть.

Ошибка: она умерла. Просто по какой-то причине она все еще стоит здесь, а сердце ее снова колит обида.

Этот мужчина не был ей нужен, просто он ее не помнил. А гордое сердце (сердце, вовремя остановившееся) говорило ей, что так быть не должно.

Она была балериной. Была, увы, только была. То, что она делает сейчас едва ли сравнимо с настоящим ритмом страстного танца. У мертвецов, видите ли, нет точки опоры.

— Ваше лицо мне знакомо, — безразлично заметила она. — Возможно, мы встречались… наверное, где-нибудь в Германской империи… точно не вспомню. — Если изобразить равнодушие, то, рано или поздно, оно тебя поглотит — вот отличительная черта настоящих актрис. Они вживаются в роли настолько, что уже из них не выходят.

Цитата: стереоняша ★ от 10.09.2023, 23:48

// @zakka 

// ОНИ ВЕРНУЛИСЬ 

// прости сестра я разучилась писать

Когда они вышли, Орфей почувствовал, как холод обволакивал собою те места, которых касалась незнакомая женщина — под плотной тканью новой матроски мелкими огоньками горели следы чужих прикосновений. По коже, подобно морозным каплям, скользили фантомные ноготки: пристальный, мягкий взгляд названного брата вцепился в него приятной лёгкостью. 

Тебе подходит, тенши. Боги, как же хотелось знать, что означает столь ласково сказанное слово.

Эос, покинув хмурое январское небо, и оставив позади своего светлого братца, протянула юноше свой последний презент — луч солнца, подобно венку, путался в его золотистых кудрях, как в те минуты, когда под его пальцами раненной ласточкой билось чудовищное, гнилое сердце. Ласковый свет сиял сквозь его волосы, грея толстые прядки — пробираясь вниз по шее, он согревал собою сонные звёзды, что притаились между Орфеевых рёбер. 

Он поднял голову.

Вий, высокий, прекрасный Вий, что заменил ему за ночь и семью, и давних, забытых компаньонов, был награждён, за столь чудесные услуги, таким же ручейком тепла. Орфей глядел, как возвышался на фоне блёклой, слепящей голубизны Виев тёмный, родной силуэт — через пелену выцветших ресниц Орфей видел, насколько спокойным было красивое мужское лико. 

Наверное, сейчас, было уместно думать, что всё плохое теперь было частицей их совместного прошлого: что все беды были сожжены горячим дождём света. О, Господи, как хотелось в это верить — идя по чёрному от грязи снегу, он надеялся, что вместе с Вием они ступали навстречу чему-то новому, неизведанному. Он надеялся, так надеялся, и так же ясно понимал, что пока где-то вновь и вновь будет рождаться чёртов Гиппокоон, проклятия, одни за другим, будут липнуть к его разуму, в попытке стравить его со священных земель нового Бога. 

Юноша дрогнул. Гелиос, прочувствовав невзгоды, смахнул с его макушки потерянные капли хрустального блеска. 

— αδελφός, — его глас звучал потеряно, так ужасно потеряно, — Спасибо тебе. За всё. 

Мальчишеские тонкие пальцы сплелись, в поисках забытого, желанного контакта, с чужими сильными, мужскими. 

— Спасибо.

Цитата: коза в тазике от 11.09.2023, 08:50

//я извиняюсь очень

@potassiumcyanide

Нилам почувствовала, как от внезапного прикосновения на ее лице возникли колющие ощущения, напоминающие электрические разряды. Возможно, это должно было быть смущение от такого стремительного падения субординации, но в действительности это ощущалось как десяток острых иголок, впивающихся в ее щеки разом. Ей стоило больших ментальных усилий, чтобы не съежится в клубочек. Все, в чем выразилось ее состояние — едва дернувшаяся переносица.

И с ещё большим удивлением для себя она поняла, что вместо привычно обжигающего жара чужого тела, температура пальцев Эвангелисто была примерно идентична ее собственной. Это не бросилось ей в глаза раньше, когда он тащил ее из едва не захлопнувшейся ловушки, однако сейчас, когда ее чувства наконец стали более осознанными, Нилам представилась возможность ощутить этот мерзкий змеиный холод окоченевшей кожи во всей его красе.

Девушка не знала, что думать и как реагировать. Естественно, она знала, что не является одинокой в своем несчастье (ведь сюда и раньше захаживали почившие души). Да только как же не заметила, что этот блеск в глазах Эвангелисто лишь застывшее стекло? Наверное, ее сбил с толку его легкий на подъем нрав. Да, должно быть так (нет, она просто замечает порой совершенно бесполезные детали, но удивительно слепа к другим). Теперь она о том, что он умер, должно быть, совсем недавно. Иначе как еще объяснить его беспечность и неугасающий интерес к бытию, которого многим живым-то недостает?

Мысль эта глубоко въелась ей в голову, но она очень старалась отогнать ее от себя, дабы не испугать Берлускони своим внезапным открытием. Может быть, если он сам прямо сейчас обнаружит ее маленькую тайну и последует прямой вопрос, она и вернётся к этому. Но нет. Не сейчас.

Что он там говорил? "Подняться повыше - дело не сложное"? Да, а этим должно последовать вечное "как и опуститься вниз". Так уж получается, что за взлетом все неизменно ждут падения, хотя на самом деле все имеет немного более смазанные черты. Можно родиться на взлете и всю жизнь оставаться там, а можно никогда не дождаться заветной лестницы на верх, которая словно бы по волшебству должна появляться перед тобой, если ты очень этого хочешь и достаточно самозабвенно молишься. Иногда это правда работает, но только иногда. Нилам еще не была уверена на сто процентов, сработала ли преданность Шиве или нет. А Эвангелисто не говорил об этом, хотя наверняка добавил это мысленно, если и не серьёзно, то ради какой-то горькой шутки. 

Вообще-то ей было все равно, что случится с ней после того, как она примет восковую руку Эвангелисто и окунется в мир, где шуршат дорогие ткани на женских платьях и льются рекой напитки всех цветов и вкусов. Вернее, не так. Скорее она не боялась смотреть в лицо последствиям. Ее закрутит в хаотичной карусели праздности, тщеславия и равнодушия, и попробуй только найти опору, которая не пошатнется под любым приложенным к ней весом. Но это пока что была попытка, одна из многочисленных, и у этой попытки была куда большая вероятность оказаться удачной. Кто же сказал, что она захнычет, топнет ножкой и убежит после первого падения? 

Теперь главное, чтобы он согласился. Оказать ей в некотором смысле последнюю услугу. А дальше она как-нибудь сама

— Мне не нужно просто "подняться", сэр..., – отвечает Нилам, наблюдая за тем, как их ледяные пальцы пытаются согреть друг друга. Интересное зрелище...

— Мне нужно найти одного человека в высоких кругах. Он мне...должен...кое-что

Цитата: харон от 11.09.2023, 16:00

//@scaramouse

//я разучилась писать

Оглядывая улицу, на которой стояла их машина, поблёскивая от первых лучей, парень ясно ощутил, как в груди зародилось счастье, препятствуя возможности вдохнуть — если бы это было возможно — и что-то сказать — вдруг этот момент в новой главе кто-то бессовестно решит пропустить, лишая героев этих необъяснимо прекрасных мгновений? Он растягивал удовольствие, сжимая маленькую ручку, как исповедующий и транслирующий в мир идею жизни в моменте. Губы расплывались в глупой улыбке на слова благодарности, которые привносили в момент нечто возвышенное — даже мелкий снег будто стал ярче отражать солнечные лучи в подтверждение этой мысли.

Свободная рука поднялась к голове с белым, словно древний фарфор, ликом, притянула поближе, чтобы сухими губами невесомо прикоснуться к золотым волосам, как-то по-отечески, словно желая передать бессмертный огонь знаний, и, будто стыдясь, по собственному желанию Сальвий решил прервать момент — перелистнуть страницу, направился к машине.

Мозг, как у истинного и преданного своему делу журналиста, предпринял попытку утянуть в пучину бестолковых размышлений. Если свет Орфея оказался тьмой, то какова же его тьма? Философия и размышления казались такими неуместными, поэтому румын наскоро отогнал их.

—Нынче наш путь обещает быть долгим,— проговорил он с нескрываемой радостью, будто был подростком, которому наконец-то разрешили самостоятельно исполнить заветную мечту: когда кончики пальцев немеют от предвкушения, когда дыхание становиться прерывистым, а пульс учащается, но он всё равно хочет кричать всему миру об этом знаменательном событии. —В Шотландию. Я смутно представляю наше путешествие, с учётом нашего местонахождения,— с немалым усилием говорил тихо, прикусывая нижнюю губу. —Нужна карта…

Выудив из кармашка свою излюбленную записную книжку, Вий задумалась на некоторое время, смотря на компаньона, и обратно спрятал помощника.

—Планы у нас с тобой не пользуются успехом,— сказал, но мысленно уже прикинул, как на одинокой заправке они станут обладателями чужого имущества — необходимая мера их благополучного существования.

Мёртвый не отличался желанным богатством или же холодной бедностью — вероятно, его брат придерживался второй компании,— он зарабатывал равно ту сумму, которая была способна покрыть его немногочисленные, к сожалению, расходы, никогда не откладывая на известный чёрный день или на свои похороны — бестолковое занятие. По этой причине он считал нужным пару раз примерить на себя образ Робин Гуда.

Цитата: Rougon-Macquart от 11.09.2023, 19:16

// i said goddamn!!

@murasame  

В британских заведениях был свой особенный шарм.

Какой-то неведомый ему специфический дух витал в этом остром букете пестрых ароматов чужих духов, дорогих и ярких, шелеста узких платьев и терпких напитков. Неведомый, но манящий. Пьер обожал все новое, потому что оно влекло своей опасностью.

Не самое роскошное место, едва ли сравнимо с широкими коридорами версальских палат, но вполне симпатичное. Красные дорожки бархатных ковров и золоченые узоры на стенах, высокие растения в горшках и беспечная музыка с пластинок. И все пронизано ревущими двадцатыми.

Ревущие двадцатые — лучшие слова для описания. Не самые подходящие, но определенно лучшие. Стереотипно драматичные, наигранно развязные и веселые, то было заведение с намеком на старину.

Возможно, это был не самый лучший выбор, но Пьер был доволен. В частности потому, что на входе его встретили по-царски, одарив тонким изящным бокалом и приятными словами приветствия. А еще потому что знал, что несмотря на немного вульгарную славу этого места, здесь собирались такие же любители азарта, как и он сам.

Словом, Пьер намеревался сорвать куш.

В это специфическое местечко, по-новому старомодное, съезжались заядлые игроки со всего острова. А еще самый бурный блеск молодежи, желающей просто повеселиться. Пьер принадлежал и к тем, и к другим, и в то же время чувствовал себя лишним в обоих группах. Для первых он был слишком легкомысленным. Для вторых слишком старым.

Если первые предпочитали неспешные игры за круглыми столами, потягивая напитки и тихонько кашляя всякий раз, когда подозревали шулерство, то иные просто хихикали и упоенно танцевали. Вроде бы, сегодня вечер танцев — получишь блестящую штучку за лучшее исполнение фокстрота. Пьер любил блестящие штучки. Но хрустящие (и скучные) бумажки, правда, тоже хотел получить. Оттого и снова туда-сюда среди столов с играми.

Жизнь (если это можно было назвать жизнью) была веселой, только вот, к несчастью, никак не обрывалась. В итоге получилось так, что она приелась. Как со временем перестает казаться вкусной самая изысканная еда, если есть ее чересчур много. Едва ли часто его одолевали меланхоличные мысли по этому поводу, просто порой хотелось отвлечься. Отвлечься от поисков шевалье, отвлечься от старых знакомых, побывать в чем-то кардинально новом.

Здесь он мог расслабиться.

Он неспешно плыл по комнате, время от времени подкидывая свое участие в небольших играх. И (не без горделивого смешка) побеждал почти всегда. Не без высокомерия подмечал, что его с поражением оставался он лишь в тех играх, где важен скорее поцелуй Фортуны, чем собственное мастерство.

Цитата: painkiller от 11.09.2023, 22:26

@potassiumcyanide 

– Мистер Хопкинс, Вам сложно представить, какая удача Вас здесь встретить!

Кто-то со стуком каблуков оказался рядом и тронул Пьера за плечо – быстрее, чем тот смог бы среагировать.

Но когда Аластар бросил на человека перед собой взгляд сверху вниз (сверху вниз – потому что был его несколько выше), задержал взгляд на чужом лице, на бровях и чуть выше – линии волос, осознание, что это вовсе не мистер Хопкинс, ударило под дых.

Он достаточно долго разглядывал Пьера с расстояния, чтобы почти увериться, что среди всех присутствующих в помещении это именно его знакомый, но в очередной раз промахнулся: у этого человека отличные пробор волос и форма бровей, а у мистера Хопкинса такая проплешина в редких волосах, что странно вообще перепутать его с кем-то вроде этого молодого человека – Пьер был намного моложе того, кого Аластар ищет, Аластар понял это, стоило ему оказаться рядом и посмотреть в упор – вместо лица он видел только смазанные пятна глаз, носа и рта и был способен только примерно определить возраст и запомнить, как выглядят брови, потому постарался упереть взгляд Пьеру куда-то чуть выше переносицы – с его ростом труда не составило.

Шумные места, подобные этим, Аластар терпеть не мог, только если не посещал их с целью завести новые знакомства; а это, очевидно, его целью сегодня не было, и факт того, что ему пришлось искать низкого сухого британского джентльмена среди полсотни таких же низких сухих британских джентльменов, раздражал его ещё больше по мере того, как Аластар вглядывался в чужие лица и не мог отличить никого друг от друга.

И все мысленно ругался про себя: нельзя было выбрать место менее обширное и менее шумное и отвлекающее, или все представители предыдущего поколения в Великобритании любители старины и азартных игр? Аластар, впрочем, тоже любитель старины, в определенной мере, но не до такой же степени!

И вот он, кажется, почти обманул собственную лицевую слепоту, но это оказался Пьер.

Он неловко убирает руку с его плеча, опуская взгляд единственного глаза на пятна, которые выглядели прямо как глаза, но цвет Аластар не мог различить. Зато цвет его собственных глаз бросался в глаза даже тому, кто проходил мимо: правый глаз у него был нормальный, серо-зеленый, а левый... сначала казалось, что левого глаза у него и вовсе не было и вместо него была пустая глазница, но чем дольше он упирает взгляд в переносицу, тем яснее, что черного цвета весь левый глаз – он немного поблескивал на свету, скрываемый кудрявой каштановой челкой. Аластар был шатен с кудрявой шевелюрой, которая не поддавалась, как бы он ни старался ее причесать, может быть, под два метра ростом, бледный, так что кое-где на лице можно было даже разглядеть зеленоватые сосуды сквозь кожу, с угловатыми чертами лица и тонкими, почти бескровными губами.

Аластар кривит губы: человека перед собой он не знал, это кто-то незнакомый. У него не так уж и много знакомых в столице. Тем более тех, которые брызгаются такими яркими духами: что-то цветочное, а, может, ему просто кажется и духами несет не от Пьера - здесь так много людей, что все эти запахи наверняка уже въелись в его собственный серый костюм.

– Прошу меня извинить, – Аластар приподнял брови; в низком голосе был какой-то едва уловимый оттенок смущения, но на лице почему-то не дрогнула ни одна мышца. Он чеканил слова непривычно четко, но так чисто, как говорил бы чистокровный англичанин. – Я Вас перепутал.

Цитата: Rougon-Macquart от 12.09.2023, 17:27

//отсылки на своих же персонажей это круто всем советую

@bulochkaskoritsey 

Неприятное покалывание в пальцах, но не настоящее, чистое самовнушение — Эвангелисто знал, что ничего не может почувствовать, пронеслось по давно уже не живым венам до его заглохшего сердца, распространилось по телу неприятным холодком. Он посмотрел на Нилам с удивлением в широко распахнутых глазах.

Он встречал подобных ему, да и не раз. Слишком уж долго жил, чтобы не встретить. И многие из них были куда старше его. Так однажды ему не повезло столкнуться с немного истеричным мужчиной прелестной наружности и беспорядочных манер, что оказался одним из первых последователей христианства (окончившим свою недолгую жизнь, однако, точно так же, как и Иисус). А еще с какой-то вспыльчивой дамой из Российской Империи (в тот период она еще существовала, в смысле Российская империя, потому что дама жива (относительно) и здорова (если это можно назвать здоровьем) и по сей день), что долго и упоенно обсуждала с ним великое искусство Возрождения. Эвангелисто снисходительно хихикал всякий раз, когда она заявляла о гениальности работ Рафаэля. И с холодным клириком, умершим в славные де Садовские времена (едва ли он захотел бы положительно отозваться о Маркизе де Саде). Он мог назвать еще с десяток лиц: какой-то французский аристократ с ужасным вкусом в романтических партнерах, потомок древнего итальянского рода, чьих предков он знал в лицо (ибо они служили при Медичи), отличавшийся крайней любовью к кошкам и женатым женщинам, слишком раскрепощенная для святой девушка, закаленная суровыми средневековыми нравами… их было полно!

И все-таки двадцать человек за четыреста лет  — это ничтожно мало. Поэтому каждая такая встреча сопровождалась этим странным ощущением волнения и интригующего притяжения одновременно.

— Обойдемся без формальностей. — Эвангелисто фыркнул. Едва ли он достоин «сэр» в его адрес. — Не знаю, как насчет высоких кругов… но деньжат у тех, средь которых я верчусь, просто завались! Они были бы еще богаче, если бы не пускали кошельки на таких как я. — Он хихикнул. — Если тебе нужен кто-то из них, я могу помочь. Более того, я бы рад помочь! Тем более в этой стране совершенно нечем заняться…

Задумавшись, он поинтересовался:

— Carina, кстати, а сколько тебе лет? — Он наивно хлопал длинными ресницами. — Понимаю, невежливо такое спрашивать, но мне жутко интересно. Просто понимаешь, когда ты мертв, понятие возраста становится таким размытым! Представь, что тебе платит мужчина, выглядящий лет на сорок, а потом выясняется, что ему уже больше тысячи, а что еще хуже — когда он умер, ему было не больше двадцати семи! Бедняжки тогда старели рано… А по мне скажешь, что мне уже четвертый век?

И Эвангелисто залился звонким хохотом. Он прекрасно понимал, что больше двадцати ему не дать. Во всяком случае, он на это надеялся.

В бессмертии был и свой шик — ты не стареешь. А это значит, что если ты умер с милым личиком и молодым телом, то ты всегда будешь таким. Другое дело, если тебя перед смертью, скажем, изуродовали. Или, например, лишили руки или ноги… заново ведь она не отрастет? А что если отрежут волосы? Останутся ли они после смерти? Или бедолага будет вынужден скрывать плешь под париками? Эвангелисто ужаснулся. Ему очень, очень повезло. Он почти не поменялся, разве что стал стройнее. Это его только радовало.

Цитата: Rougon-Macquart от 13.09.2023, 09:06

@murasame   

Пьер развернулся недовольный. Его только что отвлекли от весьма щедрого предложения (в виде наивного простачка и огромной суммы за выигрыш), причем довольно грубо отвлекли — перепутать с другим человеком, это же надо! Нет, господин, он не мистер Хопкинс, он Пьер де Леви, как минимум Пьер Дюбре, и его нужно знать в…

Однако увидев человека, что довольно бесцеремонно окликнул его сзади, раздражение мгновенно сменилось милостью.

— Герр Рихтер! — жеманно промурлыкал он с широкой (и на удивление искренней) улыбкой на лице. — Не ожидал тебя здесь встретить… здесь. — Темные глаза Пьера быстро обвели помещение вокруг него. — Неожиданность, но до чего же приятная!

Встретить Аластара Рихтера здесь было и вправду приятно. Нет, Пьер не отрицал того, что во время Великой войны тот творил абсолютную чертовщину во Франции («Нет, нет, этого я никогда не забуду!»), пусть, конечно, он может открещиваться Наполеоном, но ущерб просто несравним, но все-таки Аластар был… занимательным человеком.

Пьеру это нравилось. Начиная с необычных черт, заканчивая невероятным по неоднозначности своей характером, все это придавало ему какой-то особый шарм. Шарм, который, как и любые спорные вещи, Пьера к себе влек. И, он очень надеялся, что это напряжение было взаимным.

(он желал забыть прошлое, но он его не забывал)

Была в Аластаре еще одна необычная особенность, собственно, из-за которой он его и  не узнал: он не различал лиц. Причину Пьер назвать не мог, но он мог как-то связать это с отсутствующим глазом. Жуткая в своей искусственности замена в его глазнице едва ли могла видеть хорошо. Пьер даже пожалел его.

Значит, он его не узнал. Но это лучше, чем если бы он его не помнил! Нет, он определенно не мог его не помнить, последняя их встреча состоялась менее чем двадцать пять лет назад (по «мертвым» меркам — сущие пустяки!). Когда это было, в сорок четвертом? Или в сорок третьем? Хотя Пьер имел все основания полагать, что это случилось в июне сорокового, то бишь почти ровно двадцать лет тому назад.

— Возможно, ты меня не узнаешь, — деликатно заметил Пьер, оглядываясь. — Я Пьер. Пьер Дюбре, помнишь? Я не прощу тебя, если не помнишь! — Он залился легким смехом. — Но должен помнить.

Должен помнить. В конечном итоге, он с ним встречался доселе немало раз. Как минимум в жестокую Вторую мировую, что прошла, казалось, уже лет сто назад (хотя прошло не так уж и много), или в чуть менее кровопролитную, но куда более недооцененную Первую мировую, близ Шато-Тьерри… и еще много раз, уже в более мирные времена.

Цитата: painkiller от 13.09.2023, 16:59

@potassiumcyanide

Брови Аластара сдвигаются к переносице, когда Пьер произносит его настоящее имя: ему на секунду кажется, кто-то даже оборачивается на немецкий говор, но, увы, сказать наверняка Аластар не может – глаз он все равно не видит. 

Было видно со стороны, как он напрягся, слыша радостный тон собеседника, но почти тут же расслабился, услышав имя: конечно, ибо голос сразу показался ему смутно знакомым. Кажется, Пьер ему был искренне рад: Аластар не мог быть абсолютно уверенным, так как мимику лица все равно не распознавал. Что же до Аластара...

Он не был уверен, что узнает его и сейчас, но в его жизни был только один Пьер Дюбре, и только он один из немногих теперь знал его настоящее имя. 

В грудной клетке что-то неприятно защемило.

Такого человека, как Пьер, обычно не забывают. Однако в нем была необычна не внешность (впрочем, Аластар никогда его лица не запоминал и потому точно сказать не мог – если бы он помнил, он бы сказал, что Пьер очень красив, наверное), и никаких особых внешних признаков, по которому его можно было бы запомнить, Аластар не подмечал ни разу. Стиль одежды, прическа – Дюбре сменит их, придется запоминать его снова, а наряды сменяются под стать эпохе каждый десяток лет. 

В некоторые прошлые разы, когда они встречались, это была французская форма. 

Выражение лица у Аластара остаётся трудно читаемым.

– Ах, месье Дюбре, – Аластар выгибает брови, уголки губ у него приподнимаются, но улыбка выходит холодной, безэмоциональной. – Я так ценю, что ты обращаешься ко мне, как в прежние времена. Сейчас я больше известен под именем Александр Ланда, – он наклоняется к Пьеру немного ближе, понижая голос, и одновременно улавливает исходящий от собеседника цветочный аромат. – Будет так неловко, если бы вдруг поломаешь мою конспирацию, – он театрально качает головой.

– Мне казалось, в нашу прошлую встречу ты был выше, – Аластар беззастенчиво берет Пьера за плечи, будто хочет таким образом сравнить их рост. Даже сквозь ткань чувствуется, какие у него холодные ладони – аномально холодные, словно стальные тиски. Машинально он опускает взгляд на чужую обувь, подмечая вместе с этим детали одежды.

– Извини, – он спешно качает головой, – Не будь мы здесь, я бы тебя даже обнял – ты практически не изменился, – он улыбается одним уголком губ, и на этот раз улыбка выходит немного теплее. 

Аластару думается, сказать мёртвому человеку, что он так же молод, каким был при жизни, все равно что сказать женщине за пятьдесят, что она выглядит так же, как выглядела в тридцать лет, но это с его стороны лишь полуправда – морщин на лице, если они правда есть, он не видит. 

Несомненно, встреча с Пьером его радовала больше, чем встреча со сравнительно новым знакомым. Что жизнь мистера Хопкинса по сравнению с его, Аластара, почти двумя веками? Аластар был неудачлив в налаживании отношений с людьми, но некоторые знакомства были просто необходимыми.

А знакомство с Пьером в прошлом подразумевало, что с участью, которую подкинула им судьба, они встретятся ещё не раз. И каждый раз это происходило неожиданно и приятно, потому Аластар предпочел бы скорее общество Пьера, чем вообще отказаться от возможности познакомиться с ещё одним мертвым человеком и свой длинный век провести, периодически пересекаясь с ним. Не друзья и не враги, но и не незнакомцы – пусть они и принимали участие в войне по разные стороны, Пьер, кажется, не держал на него какой-то обиды.

Цитата: Rougon-Macquart от 14.09.2023, 22:13

//аластар, танцующий шуплаттлер 💔

@murasame 

Пьер фыркнул.

— А что тебе мешает? — поинтересовался он насмешливо, хоть и прекрасно понимал причину.

Аластар не был похож на него. Возможно, дело было в воспитании, ибо Аластар, закаленный суровым и чопорным девятнадцатым столетьем, веком жестких воротничков, пыльных платьев и холодной морали, едва ли мог позволить себе развязность. В отличие от Пьера, чье некогда бьющееся сердце познало роскошные сады распутного Версаля, эксцентричные правила Короля-Солнца, ласковые речи подданных при свите Филиппа Орлеанского.

В любом случае, если для Аластара объятие даже в уединении было чем-то захватывающим и пугающим одновременно, то Пьер, привыкший к физической близости разного рода, не видел в этом ничего порочного или дурного.

С другой стороны, обнимать мертвого вовсе не то же самое, что обнимать живого. Потому что чувствовать мягкое тепло трепещущего от сдавленного дыхания тела куда приятнее заледеневшего куска бездушной туши. Он это знал — сам ведь был мертв.

Но Аластар был другим. Вернее говоря, казался ему другим. За завесой мутной пелены он видел в Аластаре что-то манящее и влекущее, что-то, что ему хотелось разобрать поближе. Пьер вообще был падок на штучки, которые он понять не мог, Аластар был одной из них. Отчасти это напоминало ему диковинную комбинацию в карточной игре, партию, которую он должен был расщепить по кусочкам. Хотя если бы Аластар так же принял участие, Пьер бы милостиво позволил ему победить.

Короче говоря, он бы "поприветствовал по-французски" Аластара с приятельской горячностью прямо здесь и прямо сейчас, в этом старомодном заведении, окруженный людьми со столь же старомодными взглядами, что и музыка с пластинки и шнурки на бархатных занавесках. Обнял бы, но Аластар едва ли остался бы доволен. Вместо этого он лишь приблизился к нему, снизу вверх рассматривая его резкие черты.

За все эти триста лет скучной и немного унылой жизни между двумя мирами, Аластар (ну, вернее, ныне это был Александр Ланда) был весьма приятным разнообразием. Больше чем приятным, он был долгожданным сюрпризом, возникающим, казалось, сам собой временами. И каждая встреча с ним была прекрасна. Исключая того момента, когда убогие флаги вывесили на здании Парижской оперы в 1941 году.

— Ну ладно, мсье Ланда, — выдохнув, начал он, — в любом случае, весьма рад тебя видеть. Ты пришел поиграть? Наверняка поиграть, здесь больше нечего делать. Разве что танцы… но я не уверен, что ты любишь танцевать.

Он хихикнул, представив Аластара, отплясывающего «шуплаттлер» под бойкую переливчатую композицию с этими грубоватыми нотками, свойственным немецким танцам.

Разумеется, едва ли в этом заведении он смог бы сплясать «шуплаттлер», даже если бы пояснил, что сам родом с дремучего континента, ибо получил бы язвительное «Фриц!» (вполне заслуженно) и был бы вышвырнут прочь, поэтому чарльстон оказался бы менее соответствующим его образу, но более подходящим месту. Пьер вздохнул.

— Сегодня, к слову, вечер танцев. Станцуешь лучше всех — получишь приз. — Он сверкнул зубами в кокетливой улыбке.

Цитата: painkiller от 15.09.2023, 18:26

@potassiumcyanide

Было заметно, как Аластар машинально, стоило Пьеру к нему приблизиться и поднять на него взгляд, поддался назад, соблюдая дистанцию.

– Ну, так уж получилось, видимо, что теперь я пришел сюда встретиться с тобой, – уголки у губ у него снова поползли вверх, хотя они оба понимали, что Аластар льстит – не наткнись он на Пьера, он бы его в жизни не узнал. И это в основном была не его вина, хоть он и хотел бы наконец его запомнить: Пьер с такой же лёгкостью мог притвориться кем-то другим и познакомиться с ним заново, а Аластар этого бы даже не заметил.

Это, кстати, и являлось одной из причин, по которой отношения с людьми ему никогда не давались. Знакомый становится знакомым тогда, когда его можно узнать, а Аластар не узнавал в лицо ни знакомых, ни незнакомцев. Людей он не различал и при жизни, неспособный отличить жену от другой светловолосой девушки или своего отца от любого другого высокого джентльмена, не говоря уже о менее близких людях, и это же стало камнем преткновения к достижению цели посмертной жизни: разве можно найти того, кого ты не знаешь в лицо?

То же касалось и Пьера: чем больше проходило времени, тем сильнее стирались из памяти черты, по которым Аластар его кое-как узнавал, и тем сильнее менялся он сам. Аластару не хотелось думать, что когда-нибудь он забудет их насовсем.

Мистер Хопкинс может подождать: в конце концов, когда они с Пьером смогут снова где-то пересечься? Аластар уж думал было, Пьер покончил со своей целью - он полагал, как ни меняйся мир, трехсот лет должно быть достаточно, чтобы пресытиться всем. Аластару казалось, что подобные этому места его все так же увлекали, однако он поменял бы свое мнение, если бы был способен различить проглянувшую на лице собеседника скуку.

Он тихо хмыкает, обнажая ряд зубов в ответ.

- Из нас двоих только ты любишь блестящие штучки, - он уверен в сказанном, ибо Пьера знал по меркам людей очень давно. Он задумывается, знает ли сам какой-то танец: общественные мероприятия Аластар не мог любить, но некоторые навыки у него сохранились. - Не думаю, что моим вальсом можно уже кого-то удивить.

Цитата: г✶лдинеллъ от 16.09.2023, 13:10

[ Прощу вас удалить моих персонажей из списка. Я буду играть за нового персонажа, надеюсь, смогу побыть активной. Извиняюсь]

@scaramouse

 

Цитата: коза в тазике от 16.09.2023, 15:52

"Всмысле четвёртый век?!" - едва ли не воскликнула Нилам, но отдернула себя в самый последний момент, дабы не привлекать внимание общественности. Она вылупилась на него в таком безмолвии, что можно было услышать каждый окружавший их звук по отдельности. Первой ее мыслью было то, что Эвангелисто, должно быть, шутит. Нет, это юношеское тело не могло умереть...в эпоху Возрождения? 

У Надкарни были смутные представления о том, как выглядели люди в те времена, но судя по гуляющим из книги в книгу жутким рассказам об отстутствии элементарной гигиены, ползающих по вдувшимся болячкам мухам и разлитых по дорогам помоям, которые бок о бок существовали с человечеством раньше, она могла представить, что их внешность ой как сильно отличалась от холёных лиц на дорогущих полотнах. Однако Эвангелисто...кажется, разрушал все эти установки просто одним фактом своего существования. Нилам поспешила предположить, что раньше он, должно быть, был знатен (или, во всяком случае, имел много денег, чтобы иметь время и возможности следить за собой), однако также быстро пришла к выводу, что ей не следует даже пытаться делать какие-то домыслы о прошлом ее нового союзника, ибо это было гиблое дело.

И с другой стороны, она тоже не выглядела старухой. Более того, факт того, что он старше ее почти в четыре раза, заставила ее вновь почувствовать себя маленькой глупой девочкой (и теперь она точно знала - покалывание в ее щеках было тем самым бушующим смущением). Поэтому у нее не было никаких оснований сомневаться, что парень говорит правду.

—Конечно нет, я бы никогда не подумала об этом... - она замялась немного, прежде чем произнести следующее предложение - Вы...довольно оптимистичны для человека, которому уже четыреста лет...

Нилам стало стыдно за то, что она чувствовала себя усталой от такого существования. Ну с чего же ей уставать? Вот кому-то уже почти пол тысячи лет, и есть на этом свете души и постарше, а он просто продолжает жадно черпать какие только возможно жизненные блага. Смена эпох видимо не имела для него большого значения, покуда он мог не испытывать острой финансовой нужды. Он восхищается всем как в первый и живёт на полную катушку как в последний раз. И Нилам не осуждала его за это, нет. Она скорее завидовала: жить с улыбкой на лице это своего рода искусство — по крайней мере, так она думала. 

— Я не могу похвастаться таким взглядом на вещи...хотя мне всего немногим больше ста... – интонация Нилам должна была выразить усмешку над ее положением, но по факту получилось только горькое признание в собственной никчемности. – Наверное, мне не следует пытаться жаловаться вам на жизнь, учитывая то, что по сравнению с вами я фактически ребенок? - она едва слышно рассмеялась. Точно, лучше не стоит. 

Вместо этого она решила попытать удачу, раскрыв имя своей цели; шут его знает, куда свернул человек, которого она любила:

— Может быть, вы знаете кого-то по имени Джеймс Уилсон? В мои времена он владел несколькими шахтами где-то на севере Шотландии. А еще у него были связи в Палате Лордов...возможно, кто-то упоминал его имя, либо кого-то очень на него похожего...

//я не умею писать

@potassiumcyanide