→︎ so many different people to be !
Марселло удивленно поднял бровь. Сонное настроение девушки словно как рукой сняло. Она, казалось, была невероятно рада его появлению, которое, судя по всему, помогло ей избавиться от навязчивых собеседников. Он галантно взял ее под руку, и, стараясь не отставать от нее, быстро удалился, оставив позади себя кучку недоумевающих богатеев.
Лицо девушки расцвело, но глаза в глубине своей остались неизменны. Все такими же скучающими и по-своему печальными. Она мило вздыхала, но глаза не были так веселы.
— "Она точно актриса" — подумалось ему.
Он расслабил голос, включив акцент и приготовившись к непринужденному разговору. Его тон не стал развязным, но и не был слишком официальным. Так, как он полагал, он давал понять, что готов как к серьезному разговору, так и к флирту. В голове он проворачивал целую уйму анекдотов, которые только смог вспомнить, чтобы заставить улыбаться не только губы.
— Вы, похоже, не слишком-то довольны своим прошлым окружением, — заметил он осторожно, но не без доли гордости. — Мое имя Россетти, — сказал он, слегка улыбнувшись. Тонкие морщинки возле его нижних его век образовали полукруг. — Марселло Россетти. А ваше?
Возможно, она не знала его самого, но точно слышала имя. Оно было указано на приглашении, высылавшимся всем гостям. Скромным черным цветом в уголке этого роскошно украшенного стояла его размашистая подпись, за которой следовала печатная вариация его имени (с ошибкой в написании, как он заметил позже).
Ее имя он тоже знал, просто не мог вспомнить. Ему показывали списки приглашенных, ибо он, как один из организаторов вечера, должен был с ним ознакомиться. Судя по говору, она была явно не британкой, возможно, кем-то из Центральной Европы. Может немка? Это сужало круг лиц, но не слишком помогало. Так что он решил позволить ей представиться самой.
// @zakka
Несколько удивившись столь нежданной реакцией, Орфей хотел было крикнуть мужчине что-то вслед — но что? Что он благодарен за гостеприимство, или может, что ему жаль, что Бойко тоже мёртв? Или, ещё лучше: что он рад, что с места преступления его забрал именно Вий? Хотя, разве мог он открыть рот после того как он сравнил спасителя с толпой уродливых чудовищ? Правильно, не мог. Стыд поглощал его с ног до головы, а страх, что он своим видом оттолкнул единственного человека, который знал о нём самое главное отдавал болью в мёртвом сердце. Впервые захотелось, чтобы хоть кто-нибудь остался рядом, даже если он, Орфей, был нужен лишь ради выполнения цели. Всё-таки не каждый день встречаешь человека, который так легко принимает факт того, что бледный юноша, что так усердно молился в церкви у икон святых сам старше самого Христа. Так случалось только, если тебе неимоверно везло, а Орфей за удачу хватался крепко-крепко, молясь не отпустить.
Подождав, пока шаги ушедшего мужчины не исчезнут в тишине квартиры, он сполз с кровати и сразу направился в сторону шкафа — после слов, сказанных Бойко, он вспомнил что всё ещё был весь испачкан в крови, грязи и растаявшем снегу. Наверняка, от него пахло так же ужасно, как он себя ощущал: прикоснувшись к щеке он ощутил липкие дорожки слёз и пыли под пальцами. С коленок стекали тонкие струйки холодной красной жидкости, и падая на старый ковёр большими каплями, они пачкали собою искусственную ткань. Заметив это, юноша чертыхнулся — он понадеялся, что хозяин не слишком огорчиться испорченным предметом интерьера. До шкафа, к счастью, он дошёл, не упав.
Высокий шкаф легко открылся, стоило Орфею дёрнуть за старую деревянную ручку. Нагнувшись, он нащупал свежую рубашку и штаны — от них несло древесиной и знакомым запахом мужского одеколона. То, как одежда выглядела не волновало его совсем: на протяжении своего существования он носил вещи и хуже и больше. За возможность сменить то, что было на нём сейчас он был поистине благодарен.
Закрыв за собой дверцу, он двинулся к двери. Слегка смущённо выглянув в коридор, и убедившись, что в этой части квартиры он и вправду один, он, выйдя за пределы спальни, облокотился об стену, чертыхаясь. Ноги ослабли, и хотя Орфей не мог понять из-за чего (ибо мёртвые в основном боли не чувствовали), оставить размышления о странном поведение своего тела юноша решил на потом — сейчас важнее было доползти до ванны. Пряди грязных, слипшихся волос падали на глаза, и будто вернувшись в свои мальчишеские годы, он пытался сдуть их, параллельно фокусируя внимание на трясущихся ногах. Маленькими шагами, он направлялся в сторону ванной комнаты, прижимаясь ладонями к холодной стене. То и дело потяжелевшее тело соскальзывало в низ, но каждый раз Орфей поднимался вновь: скорее по привычке, нежели из реального желания поскорее оказаться под тёплым душем.
Кое-как добравшись, наконец, до пункта назначения, парень позволил себе слабую улыбку. Она расползлась на лице маленьким неестественным огоньком, будто сейчас было не её время — предвстав перед зеркалом, Орфей почувствовал как единственное проявление радости исчезло с лица так же быстро, как и появилось.
В отражении на него смотрела проклятая копия некогда живого юнца — измазанное в крови и слезах лико было столь печально, что на мгновение захотелось закрыть глаза, чтобы не видеть изуродованную годами физиономию. На горле красовался проявившиеся очертания синяка (джентльмен в парке боролся до последнего), а сквозь дырявую рубашку можно было разглядеть отпечатки чьих-то сильных рук. Заметив их, желание раздеваться пропало вообще: снимать верхнюю одежду перед зеркалом он никогда не любил.
Потянувшись пальцами к пуговицам, он дёрнулся к ванной, чтобы включить воду — смотреть на шрамы, что красовались белыми звёздочками на худых бёдрах не хотелось, а разглядывать шрам от кинжала над сердцем уж тем более. Поэтому он решил поступить иначе: сумев, хоть и приложив дюжину усилий, переступить через бортик ванны, он уселся в ней так — сразу в одежде. Орфей знал, что очередной приступ паники и слез он успокоить не сможет.
Цитата: ᵔsᴛᴇᴀ от 23.06.2023, 14:42Лайла медленно и легко покачала головой, отправляя своему собеседнику теплую улыбку, которая заигрывала на ее губах. Ее изящная осанка и благородная выдержка создавали впечатление, будто она вела себя настоящей леди. Ее глаза, наполненные живым светом, переливались от радости и внутренней гармонии.
− Ох, нет, дорогой, я далека от таких великих высот, − прозвучал ее голос, нежный и проникновенный. Взглядом, проникающим в душу, она указала на свою грудь, словно подчеркивая свое смирение перед судьбой. Её дорога украшена другими приключениями, но Лайла всегда стремится понять искусство и музыку во всей их красе.
Она слегка прикусила губу, ощущая смешение и несколько ностальгических моментов. Затем, с элегантным движением, Лайла подошла к серебряной подносной тарелке, на которой лежали восхитительные вкусности. Она подняла ее с осторожностью и с легкой грацией положила на стол перед своим собеседником.
− Позвольте мне угостить вас, мистер. Чашка душистого чая, свежеиспеченный круассан и ароматный кофе на ваш выбор. Bon appétit!
При каждом движении Лайлы, словно танцующей бризом, распускались невидимые лепестки эмоций, окутывая всех присутствующих волшебным обаянием. В ее глазах сияла не только нежность и забота, но и глубокое понимание того, как важно создать атмосферу, где каждый мог бы почувствовать себя долгожданным и принятым. Ее голос, с его нежными интонациями и убедительной силой, подобен ручейку, плавно и безмятежно текущему, способному разбудить в сердцах слушателей неподдельную гармонию. В присутствии Лайлы, пространство наполнялось теплыми эмоциями, а сердца, словно ранние цветы, распускались в ее обаянии, жаждущие окунуться в волшебство непознанного.
// прошу прощения, уведомление не пришло
молодому человеку было необычайно тревожно и волнительно, внутри словно сотни бабочек просятся наружу. эти чувства захлестнули с ног и до самой макушки. он, заместитель главы преступный организации, человек за спиной у которого несколько сотен махинаций по добыче денег, убийства высокопоставленных лиц, абсолютно не умеет разговаривать с женщинами, не имея понятия как вести себя в обществе прекрасной дамы он волновался и боятся. внутри него просто все тряслось и дрожало, но не подавая виду он все также ухмылялся и говорил как ни в чем не бывало
- полагаю, отказываться от такого щедрого предложения у прекрасной дамы будет с моей стороны крайне невежливо
лукас отодвинув массивный стул из натурального дерева сел напротив новой знакомой, имени увы который он еще не знал.
изо дня в день в голове творился хаос, будто все полочки обрушились и создали невообразимую путаницу, моменты из жизни стали перемешиваться между собой. мысли путаться и забываться. было лишь два варианта по какой причине случилось так, или это усталость преследовавшая его всю свою осознанную жизнь или же по той причине, что он уже мертв. от одной этой мысли настроение как при помощи датчика изменялось, внутри снова потрясывание но уже не от волнения, от желания мести и злости охватывающей всего его целиком.
лукас всегда считал жизнь странной штукой и что каждое знакомство происходит не случайно, а для дальнейших целей обеих сторон. возможно исходя из такой логики именно человек сидящей напротив станет ключом для поиска убийцы, которому так яро желает отомстить молодой человек
- позволите ли вы мне задать довольно личный вопрос, качающейся непосредственно вас. я вижу, что вы из другой страны, об этом свидетельствует довольно много вещей, начиная от языка написания в книжке, заканчивая выделяющейся внешностью в сравнение с другим. но не могу не отметить ваше превосходное владение английским языком. как давно вы в англии?
//немного подкачали фантазия и русский язык
Бойко без промедлений достиг кухни, заведомо прикрывая дверь, но оставляя щёлку, чтобы по всей квартире не был слышен грохот и мелкие подвижки мебели, но всё же можно было получать подтверждение, что мальчик здесь и ему не грозит опасность. Умирать второй раз больно или просто невозможно? Вию хотелось верить, что кто-то узнал ответ на этот вопрос.
Он действовал так, словно делал это тысячу раз и ему не требовалось волноваться о каждом сделанном шаге или движении, но мысли его прибывали всё ещё рядом с Эндрю. Неужели переживал? Что он мог сделать, кроме как просто закрыть глаза? Он впервые связывал свои ближайшие дни с кем-то хрупким не только физически и пытался продумать, как строить дальнейшее общение.
Взрослый человек, прежде чем вмешаться, должен обдумать, как далеко он зайдёт - с чужими чувствами не играют. Сострадание - хорошо, но оно часто бывает лишним, словно вы поздравляете с днём рождения какого-то человека на похоронах общего знакомого. Также Вий не хотел казаться малодушным и сентиментальным, будто он спешит поскорее избавиться от тягостного чувства, что вызывают чужие страхи и оголенный эмоции; это не сострадание, а лишь желание оградить себя от чужих тягот. Нет, журналисту хотелось испытывать истинное сострадание, которое подкрепляется действиями, он хотел, чтобы ангел понимал, что у него есть силы и желание помочь преодолеть тайную преграду. Он готов запастись терпением.
Сальвий подкладывал под это свою некоторую любовь к детям и эмпатичность.
Будущий преступник рывком открыл средних размеров пустой холодильник, критически оглядывая тот. Секунда и, вкладывая всю имеющуюся физическую силу, он начал ломать перегородки и полки. Сетчатые железки падали на пол возле окна - может позже им найдётся применение. Вий напрягался, пытаясь вспомнить габариты погибшего: спрашивать у пострадавшего - это верх цинизма. Различные стеклянные тары он внимательно рассматривал и распределял: какая продолжит ждать своего часа, а какая сегодня может помочь несостоявшемуся военному. Достав откуда-то белую старую скатерть, он накрыл стол, потом сдвинул его на середину комнаты, обошёл - важно, чтобы ничто не отвлекало.
До слуха донеслось журчание воды, неожиданно плечи разжались. Пиджак и жилетка повисли на стуле. Узорчатая спинка неприятно впилась, когда парень почти упал на него, вынудила поёрзать, чтобы найти более удобное положение. Вий закинул ногу на ногу, достал книжку и принялся вычёркивать выполненные пункты. Карандаш растирался по всей бумажной поверхности и, не выдерживая этого, Сальвий кинул на стол письменные принадлежности и стал возобновлять все пункты в памяти. Скрупулёзно высчитал затрачиваемой время. Доля гордости зародилась в нём.
Где-то в кабинете творился беспорядок и, желая занять чем-то руки - любая статья сейчас бы наотрез отказался выходить из-под его пера - он медленно двинулся к своей цели. Зеркало, на котором от старости уже были чёрные пятная, отразило не важного и взрослого журналиста, а студента: растрёпанные волосы, глаза с вечным огоньком, но всё же немного уставшие, широкая рубашка, скрывающая подробности тела, была слегка помята.
Проходя мимо закрытых дверей ванной, Вий смутился: вода уже приличное количество времени была включена. Его не волновали счётчики, в нём говорили нечто иное. Он инстинктивно кинулся к двери, чуть было не дёрнул ручку… А вдруг с Эндрю всё хорошо и врывающийся журналист опять начнёт бередить раны? Вымеряя каждый миллиметр, Вий слегка приоткрыл дверь, опустил в пол глаза, хотя через такую щёлку всё виделось немного мутным.
-Эндрю, вы…,- он захотел сказать: «живы?» Это была летальная ошибка,- как вы себя чувствуете?
Цитата: ✦цuaнuд✦ от 24.06.2023, 17:59Марселло удивленно поднял бровь. Сонное настроение девушки словно как рукой сняло. Она, казалось, была невероятно рада его появлению, которое, судя по всему, помогло ей избавиться от навязчивых собеседников. Он галантно взял ее под руку, и, стараясь не отставать от нее, быстро удалился, оставив позади себя кучку недоумевающих богатеев.
Лицо девушки расцвело, но глаза в глубине своей остались неизменны. Все такими же скучающими и по-своему печальными. Она мило вздыхала, но глаза не были так веселы.
— "Она точно актриса" — подумалось ему.
Он расслабил голос, включив акцент и приготовившись к непринужденному разговору. Его тон не стал развязным, но и не был слишком официальным. Так, как он полагал, он давал понять, что готов как к серьезному разговору, так и к флирту. В голове он проворачивал целую уйму анекдотов, которые только смог вспомнить, чтобы заставить улыбаться не только губы.
— Вы, похоже, не слишком-то довольны своим прошлым окружением, — заметил он осторожно, но не без доли гордости. — Мое имя Россетти, — сказал он, слегка улыбнувшись. Тонкие морщинки возле его нижних его век образовали полукруг. — Марселло Россетти. А ваше?
Возможно, она не знала его самого, но точно слышала имя. Оно было указано на приглашении, высылавшимся всем гостям. Скромным черным цветом в уголке этого роскошно украшенного стояла его размашистая подпись, за которой следовала печатная вариация его имени (с ошибкой в написании, как он заметил позже).
Ее имя он тоже знал, просто не мог вспомнить. Ему показывали списки приглашенных, ибо он, как один из организаторов вечера, должен был с ним ознакомиться. Судя по говору, она была явно не британкой, возможно, кем-то из Центральной Европы. Может немка? Это сужало круг лиц, но не слишком помогало. Так что он решил позволить ей представиться самой.
— А, так вы организатор, — глаза её распахнулись на миг. В глубине себя она проклянала свою невежественность, но, казалось, не осведомленность его не расстроила, тем лучше; лёгкий румянец покрыл её белесые щечки, — простите, что не узнала. — добавила девушка без смущения, которое бы требовалось после глупости.
Ей всегда казалось, что организацией занимаются люди в возрасте немолодом, когда им начинает надоедать играть в героев перед дамами и нужно чем-то себя занять перед английским завтраком. Про себя Фрида отметила акцент, которым мужчина умело пользовался, возможно, он бы очаровал её будь она того же возраста, что её тело, и плавность его речи, да, она определенно попала в компанию мужчины умеющего быстро расположить к себе молоденькую девочку, затащить в постель и оставить. Внутри больно кольнуло и глаза, умно и безмятежно посматривающие на Россети, на мгновение потеряли огонек, только губы были неизменно сложены в милую улыбку. Ничего другого она, впрочем, не ожидала от кого бы то ни было здесь.
— Я Фрида Замлочь, — девушка подумала, что нужно обязательно дополнить своё представление родом деятельности, ведь кто знает сколько таких Фрид ещё в зале, — актриса.
Могла бы она сейчас шумно выдохнуть после такого представления, она бы именно так и сделала, но ограничилась наигранно смущенным взглядом вниз и тотчас выбившимся из общей массы волос локоном.
Чего искала Фрида на этом мероприятии ей самой было не ясно, ей сказали «надо» значит пришла, после него она собиралась остаться на несколько дней в Лондоне даже не за тем, чтобы полюбоваться красотами, ей было неинтересно, она уже их видела, она выслеживала. При всем этом, возможно, она бессознательно искала понимание в людях. Короткие интрижки в её вкус не входили.
— Скажите, — она пристально и серьезно посмотрела на мужчину, — вы можете назвать себя счастливым человеком?
Лайла ощутила мягкое дуновение тепла на своем лице, когда она смущенно согласилась с мужчиной, ведя приятную беседу в этом уютном кафе. Безмятежная атмосфера и запах свежего кофе создавали ощущение спокойствия, которое Лайла так нуждалась после долгого дня.
Сидя на противоположной стороне стола, она наблюдала за незнакомцем, ощущая интерес к его истории. Он проявил такую вежливость и любопытство, что она не могла удержаться от желания поделиться своей собственной историей.
− Ну, знаете ли, − начала она, еле заметно улыбаясь, − гостеприимство и щедрость, часть моей души. Я родом не отсюда, как вы догадались. Я из далекого города Исфахан, Персия. Родилась в благородной семье, хотя меня выгнали, после того как я сбежала из-за отношений с мужем.
Лайла исправила край своего платья, чтобы почувствовать себя более уверенно, и принялась наслаждаться ароматным кофе, ощущая теплоту внутри себя. Вопрос о ее национальности и месте проживания пробудил ее воспоминания, и она вздохнула тяжело, прежде чем продолжить.
− Да, вы правильно догадались, я не местная. Я приехала сюда более 14 лет назад, в 1946 году, − произнесла Лайла, ощущая, как воспоминания возвращаются к ней с каждым словом.
− Моя жизнь в Персии была полна благородства и традиций, гарем, танцы, и искусство. Я была частью великой семьи, которая ценила красоту и искусство. Но обстоятельства привели меня сюда, в этот далекий город, где я нашла свое призвание и смогла найти свое место в этом новом мире.
Лайла задумчиво посмотрела на своего собеседника, чувствуя, что он ожидает продолжения ее истории. −А вы, позвольте узнать о вашей жизни?, − тихо прошептала она, полна интереса и готовности услышать историю, которую он разделит с ней.
парень едва улыбнулся. ему было приятно вести в некоторым счете непринужденную беседу с незнакомкой, с которой сама судьба свела их и дала толчок для нового знакомства.
лукас проявлял искренний интерес к женщине, ему нравилась эта беседа, хоть и мотивы у нее были весьма грязные, но согласиться на угощение его подтолкнуло отнюдь не желание мести, а его собственный интерес к людям и к этому человеку.
после просьбы рассказать о себе он и не знал что сказать, правду? тогда их разговор прервется также быстро как и начался, соврать? он не любит это дело, хоть и это неизбежно но ложь не симпатизировала ему.
- у вас крайне увлекательная и насыщенная история. мне однажды доводилось побывать в персии, по работе, но а городе откуда вы родом я не был и не знаю, но города в которых бывал наполнены своей атмосферой, эта страна произвела на меня большое впечатление, разумеется лишь в положительном значении этого слова
слегка отпив ароматный кофе он хотел было начать говорить свою историю, но не знал как начать, вместо слов вырвался немой хрип, а легкая улыбка исчезла без следа с его молодого и красивого лица.
- прошу прощения, я не уверен, что моя история это то, что стоит рассказывать или чем стоит гордиться. я могу лишь сказать, что рос в бедной семье в городе неподалеку, у меня было мало друзей, а в жизни случалось слишком много несчастий. извините, но сказать больше я увы не смогу, иначе наше милая беседа испарится
// @zakka
Теплота маленьких волн, что были созданы мелкими движениями его конечностей, ластилась добродушным зверем в орфеевой грудной клетке. Он чувствовал, как урчит от удовольствия душа — фантом, что так долго провёл в своеобразной клетке, восторженно мурлыкал что-то в юношеском сознании. Крохотные частицы спокойствия, которые всё зарождались и зарождались где-то глубоко внутри, будто всё, что им было нужно для жизни, это тёплая вода, летали вокруг нехороших мыслей, заставляя Орфея отвлечься. Мягкость воды окутывала юношу, будто не в ванне он сейчас сидел, а на траве перед отцовской крепостью, укутанный в плед из разных цветков, которые появлялись на свет в первые мгновения весны. Прислушиваясь, он даже мог уловить звонкий голос матери, что по утрам читала отцу поэмы, показанные Морфеем в её прекрасном сне — её голос, такой любимый и родной, звучал так далеко и так явно в одно и тоже время. Казалось, вот-вот и через её умиротворённое щебетание прорвётся наигранно-недовольный голос отца: грубость его голоса создавала яркий контраст между ним и женой. Но к сожалению, плёнка прошлого обрывалась в миг, когда должен был появиться отец — сколько бы парень не старался, вспомнить сладость отцовского голоса он больше не мог.
Вся грязь, которая была на одежде, смешивалась с водой — Орфей не видел, как она краснела, ибо глаза его были прикрыты. Зато он мог прочувствовать мелкие крупинки, которые оставались на бёдрах, когда он поднимал их из влажных объятий. Проводя по ним пальцами, он смывал с мерзкие разводы, иногда цепляясь подушечками за неровность шрамов — обводя их на коже, будто рисунок, юноша заставлял её (кожу) покрыться мурашками. Когда он не видел тех белёсых полосок, что своей формой напоминали созвездия, реакция на них не была столь остра. И лёжа сейчас, в освещённой одной единственной лампочкой ванной комнате, ему казалось, будто он наконец начинал принимать изуродованные части собственного тела. И хотя одежда липла к нему, словно мокрая осенния листва к подошве, и сердце, застывшее и неживое, твердило ему, что все те чувства, что лежали приятным грузом на душе, были вызваны лишь усталостью, Орфей позволил себе вновь ощутить то состояние, когда тело было на границе между реальностью и сном.
Он не знал, как к его мёртвому телу пробирался сон — но разве это было важно? Сейчас, когда к нему наведалась забытая, но столь желанная усталость, ему казалось, что ничего кроме этого не имело смысла. Как будто в этом мире существовали лишь он и маленькая комнатка, как будто за её пределами не находился красивый и завораживающий Вий Бойко или незнакомый ему январский город: как будто те две тысячи лет, которые он провёл в поиске правосудия были лишь игрой его сознания.
Сон принял его в свои пушистые объятия и обвил Орфея мягкой шерстью, созданной из мелких ниток сновидений. Неужели Морфей всё ещё приглядывал за ним, изредка даруя ему шанс на спасение? Если то было так, значит мольбы его были услышаны.
Лайла взглянула на Лукаса, и ее глаза отражали смешение и грусть одновременно. Она осознавала, что общение с незнакомцем может быть сложным, но она старалась быть вежливой и не портить атмосферу полного незнакомства. Слова, которые она выбирала, были взвешенными и снисходительными, ведь она понимала, что каждый имеет право на свои молчания и разговоры.
Она взяла глоток ароматного кофе, чувствуя его тепло на губах, и положила свою руку на стол, как бы принося в жесте свою открытость и доверие. Лукас, видя ее реакцию, почувствовал себя более комфортно, понимая, что Лайла способна принять его выбор.
Погружаясь в разговор, Лайла поделилась своими мыслями о родине, о прекрасной и древней стране, которой она гордилась. Однако, в ее голосе проскальзывало некое разочарование и тревога. Она призналась, что иногда отношение к женщине, особенно в ситуациях предательства, вызывает у нее страх и недоверие.
Внезапно, Лайла не смогла сдержать своих эмоций. Ее рука, сжавшаяся в кулак, отражала внутреннюю борьбу. В глазах ее загорелся огонек решимости. Она понимала, что жизнь нередко ставит перед нами преграды, и единственным способом преодолеть их является сила и решимость, которые исходят из самого себя.
Слова Лайлы наполнили пространство их встречи. Она говорила о том, что каждый из нас обладает силой и способностью преодолевать трудности только благодаря самому себе. Ее голос звучал уверенно и смело, словно она говорила не только с Лукасом, но и с самой собой, напоминая себе о необходимости стоять непоколебимо перед испытаниями жизни.
− У вас выбор, вы очень правильно говорите, − после недолгой паузы она продолжала разговор, − Иногда жизнь готовит сложности, а без поддержки никак. У меня Зульфия и Фатима, наставница и двоюродная сестра. Позвольте узнать ваше имя?
Медная ручка перенимала холод Вия. Он приложил вторую руку на дверь, ощущая ладонью древесные шероховатости и местами неровную покраску. Вжимался в дверь, будто старался слиться с ней и пройти сквозь и, не травмируя психику вербующего, удостоверится, что с ним всё хорошо.
Бойко жалел, что не интересовался, кем он был, что ему это давало, ведя подсчёт лишь отобранного: любое лишение сейчас казалось чем-то невосполнимым, в прочем, жизнь людей таковой и была. Должно быть, ему не хватало этого, когда в голове на первом месте стояли лишь свои ценности и планы. Желание реализоваться, доказать себе, что ты и есть тот человек, о смерти которого будет знать даже бабушка в дремучей деревушке в Сибири. Когда, заносимая снегами, она переговорит с кем-то проезжим и ненароком узнает про судьбу журналиста, что в своё время… Вий так и не привнёс чего-то стоящего, даже не оставил потомков. Весь их род ныне укрывался землёй. От их прежних лиц остались очертания и чужой никогда бы не признал в них семейство Бойко, что скрывать, сам сын не узнал бы родных. Половина из них сохранилась в его голове размытыми силуэтами, мама помнилась лишь по фотографиям, в отец отразился лишь уже будучи больным.
И вот стоя под дверьми, Вий будто стоял под дверьми маминой спальни и нерешительно переминался с ноги на ногу, наскоро придумывая оправдание своему отсутствию и некоторому опозданию. Ибо он так и не успел, а сейчас боялся пропустить нужный момент.
-Прошу прощения,- он постарался удерживать взгляд на плиточном полу как можно дольше, когда со скрипом открыл дверь и на пару секунд замер, ожидая всплеска. Ему ответом была тишина.
Сальвий, молясь всевозможным богам, поднял глаза. Ему открылась поистине пугающая картина: глаза мальчика были закрыты, ни единый мускул не шевелился, его руки и ноги безвольно качались; вода, в которой он пребывал, была окрашена в красный; он был в одежде. Журналист кинулся к ванной: как определить, жив ли мёртвый человек? Это был оксюморон и подразумевался лишь в литературе, но никак не в жизни. Бойко по локоть опустил руки в воду, доставая тоненькое предплечье Эндрю. Пульс тоже не был помощником. Мелкая дрожь в пальцах выдавала его переживания: он задрал рукава рубашки юноши, отметая своё первое предположение.
-Компаньон, ради всего святого,- шептал мужчина, опускаясь на корточки и прикладывая лоб к краю ванной. Страх щупальцами утягивал в бездну. Бойко поднялся, стараясь собрать себя и вышел из ванной. Он оставил дверь приоткрытой и разместился возле дверного косяка, старательно напрягая слух. Всплеск, мычание- любой звук ему был достаточен.
Руки зарывались в волосы, сжимали их у самых корней, пока какой-то отголосок боли не становился различимым. В клетке, что была доверена сердцу, билась злость, она отчаянно хотела найти способ заявить о своём существовании, но находила утешение лишь в редких нервных движениях Вия.
лукас внимательно смотрел на каждый из жест который делала она, смотрел на мимику и обращал внимание на интонацию ее слов, ему было интересно слушать ее историю, рассказ про свою жизнь
- мое имя лукас клауд. позвольте узнать и ваше имя. не согласен, что людям нужна поддержка, рано или поздно близкие уходят, оставляя дыру в сердце, я не считаю разумным привязываться к людям. в нашем мире можно полагаться только на себя, но помощь иногда нужна всем, это верно
с каждым мгновение эта беседа становилась все приятнее и приятнее, пробуждаю огонек интереса в молодом человеке, но его душа желала переродиться и застревать в этой оболочке ему не хотелось слишком долго.
выражение лица лукаса резко изменилось на серьезное, а расслабленные руки сжались в твердый кулак
- послушайте, я жажду мести одному человеку, или нескольким людям, этого точно сказать не могу. я хочу найти людей отобравших у меня все, убив все что держало меня в этом мире, но я не знаю как найти преступника, и я прошу вас помочь мне
с каждым последующим словом его голос становился тверже и громче, будто оратор выступает перед толпой людей призывая их к серьезному действию
Марселло не смог скрыть изумления.
— Счастливым? — Его лицо на мгновение потеряло прежнюю уверенность. Из глаз пропал свойственный им задорный огонек, который он пытался придать им весь этот вечер, губы приоткрылись, уголки рта опустились, брови поднялись в немом удивлении. На секунду он застыл в растерянном выражении. В голове пронеслась мысль, что такая же физиономия у него была в тот момент, когда он получил пулю в живот.
Однако тут же он снова расплылся в немного грустной улыбке, а глаза заблестели. В его голове он настойчиво прокручивал изображение поднятого вверх тормашками Муссолини.
— Необычный вопрос... для первой встречи. — Он задумчиво посмотрел вбок, стараясь не ловить взгляд Фриды. — Полагаю, мне не на что жаловаться.
Жаловаться ему было не на что, но был ли он счастлив от этого? Он не знал. С тех самых пор, как он умер, его жизнь... если это можно назвать жизнью, пошла наперекосяк. Он стал думать, думать слишком часто. О себе, о своих поступках, об их последствиях. Он всегда полагал, что люди, которые думают слишком много, страдают. И он оказался прав. Чем больше он разгребал свое прошлое, тем сильнее погружался в пучину невероятной ненависти к себе. И самым мучительным в этом было то, что ненависть была заслуженной.
— Вы, Фрида, пробовались в "Непрощенную", верно? — Он перепрыгнул на другую тему с самым невинным видом. — Одри сказала, что вы очень талантливы... — И он снова улыбнулся. В этот раз в его голове вертелась старая, но все еще смешная шутка про партизан.
Лайла Аль Абхари Шах, с волнением и решимостью в голосе, представилась Лукасу, стремясь проявить понимание и готовность помочь. Ее слова были пронизаны тоской и желанием преодолеть трагедию, которую он пережил.
Ее тело пронзила дрожь, а ее голос звучал слегка дрожащим от эмоций. Лайла немного прижала руку к груди, словно пытаясь справиться с навалившейся болью. Она осознавала, что у него есть неотложные вопросы и нужна полная информация, чтобы помочь ему в его поисках.
Сердце Лайлы наполнилось решимостью. Она говорила смело.
− Я Лайла Аль Абхари Шах. Так вы умерли, Господи, я помогу вам. Но, для начала, мне нужно знать все детали. Как они могут быть найдены? Каким образом можно связаться с ними? Я владею несколькими языками, английским, французским и знаю несколько фраз из итальянского. Может быть, вам понадобится переводчик или какие-то особые знания? И самое главное, почему они убили вас? Все это будет ключом к нашей работе вместе.
Лайла говорила спокойно, но в ее голосе проскальзывала решимость и нежелание оставить Лукаса в одиночестве с его болью и вопросами. Она была готова помочь ему пройти через темные тайны его прошлого и найти ответы, которые он искал.
// @zakka
// умоляю простить меня за столь короткий ответ, просто я уже еле держу глаза открытыми сейчас... завтра посты будут большими, честно!!!
Ему снилось, будто бы не ванне он лежал, а посреди океана.
Волны укачивали его, накрывали с головой, а он захлебывался, как будто бы дышать ему было необходимо. Вокруг него кружили тёмным силуэтом рыбы — большие, хищные. Они навивали ужас, напоминали: даже если он не утонет, то станет жертвой яростных морских охотников. Но тело не давало своему хозяину спастись — оно немело, а рана, что горела над сердцем больше двух тысячелетий назад, тянула его в низ, ко дну. А он тянул руки к свету, к солнцу — а ведь оно горело так, будто в тот миг не было ни шторма, не солёного запаха смерти — и молился, сильнее чем когда либо раньше, чтобы Посейдон обернулся ему на встречу в момент, когда воздух в лёгких полностью иссякнет. Но волшебное спасение не приходило, его уносило всё глубже, и тогда, когда глаза во сне в последний раз открылись, чтобы взглянуть на светлое пятно над головой, и разглядеть в пятнистой черноте, смеющиеся лико Посейдона он осознал что ни Морфей, ни остальные обитатели Олимпа никогда не посмеют стать его спасителем.
Умирать во сне на самом деле было больно — проснувшись в мутном корыте, Орфей мог отчётливо прочувствовать как под хрупким слоем ледяных тканей бурлили агония и подлая, несовместимая с тем что он испытывал мутная печаль. Кашляя, он ухватился за горло, пытаясь избавить своё тело от лишней жидкости: а ведь изначально, ему казалось, что наглотаться воды за всё то время что он спал он не успел.
Пожелтевшая бумага и старые газеты образовывали приличных размеров стопку: Сальвия посетила занятная мысль, что он не простит себя, если на паркете останутся следы его преступления. Ловкие пальцы из-за этого дела становились сухими, края бумаги иногда резали, но мёртвый парень не чувствовал это, пока не замечал капельки гемоглобиновой жидкости с большим содержанием железа на чьих-то изданиях. Он спокойно «целовал» раненное место и вновь продолжал работать. Выходило нервно и немного резко: он переживал. В его мыслях щёлках механизм часов, отмеряя каждую секунду, проведённую не рядом с Эндрю.
За свои годы пребывания здесь он не засыпал, как бы не старались снотворные и различные чаи: журналисту казалось, что его веки тяжелеют, а конечности нехотя несут его в спальню, и с предвкушением он опускался на одеяло, голова касалась мягкой подушки… И через десять минут он бестолково и молча смотрел в потолок, ожидая хотя бы галлюцинаций - они бы по крайней мере развлекли. Поэтому Сальвий пребывал в неведении, что именно произошло с верующим.
-Mires occupy 40% of the Ob river floodplain within taiga zone, forming of them started about 8 or 9 thousand years ago. Floodplain mires are…,- почти монотонно зачитывал Вий, предпринимая очередную попытку успокоиться, но затих, услышав кашель.
Он резко открыл дверь, читаемый в глазах страх преувеличивал происходящее, румын подскочил к ванной, подхватил подмышки парня и вытащил того из воды, наблюдая как красноватая вода медленно стекает, очерчивая тонкие изгибы юноши, капала на пол. Вспоминая произошедшее ранее, он так же быстро вернул Эндрю в ванну, схватил газетку, которую ранее небрежно бросил и прикрыл ею лицо.
-Простите, компаньон, вы просто заставили понервничать. Если с вами всё хорошо, я пойду,- чья-то научная работа перекрывала видимость, но парень наощупь двинулся к двери.
// @zakka
Когда кашель прошёл, а взор прояснился, он смог отличить несуразный мужской силуэт в белом свету лампы — Бойко, видимо, начало казаться, что после орфеевой реакции ранее на него вообще смотреть нельзя было. С одной стороны, столь незнакомое юноше поведение льстило, а с другой стороны хотелось, чтобы мужчина вёл себя с ним как раньше: без страха что Орфея снова унесёт река собственных морально убивающих мыслей после одного неправильно сказанного слова. Разве не легче было просто игнорировать столь необъяснимое поведение незнакомого человека? Особенно если они оба были мертвы: истерики и слёзы не приведут к непоправимым ситуациям, учитывая что умерших отправить на тот свет во второй раз было нельзя, а уходить юноша не собирался. Да и как он мог уйти, если даже лёжа в воде дискомфорт оставался нежеланным грузом в его мальчишеских ногах? Было бы лучше, если бы Вий наконец понял, что даже будучи в таком на вид молодом теле ментально Орфей развивался с самого момента его прихода на землю после убийства — один лишь взгляд ему ничего не сделает. Если бы то было так, то до дома бы его не донесли.
Слегка привстав, Орфей обвёл мужчину сонным взглядом. Непонятно было, за что Бойко волнуется больше: за мальчишескую психику или за собственную шкуру.
— Да не бойтесь вы так, — хрипло произнёс он, пытаясь сделать выражение лица как можно более нейтральным, — Я не сломаюсь сразу же после того, как вы на меня посмотрите. Или не сойду с ума, или ещё что-нибудь похуже... Честно. Всё не настолько плохо.
А ведь он и впрямь говорил правду, даже если после сна он ощущал себя большой губкой, что впитала в себя болото, которое представляла из себя жидкость в чугунном корыте и впитала в себя микс непонятных чувств после сновидений. В мозгах всё смешалось, и в попытке прогнать оставшиеся отголоски сна он качнул головой, пробормотав что-то невнятное — только потом до него дошло, что давно не использованный греческий соскользнул с языка с такой лёгкостью, будто бы Орфей только на нём и говорил последние столетия.
-Благодарен за уточнение,- Бойко невозмутимо опустил «щит», не став уточнять, что минут десять назад он активно искал признаки, что пребывание верующего не оборвалось из-за импульсивно принятого решения.
«…не настолько плохо» - верилось слабо после увиденного: сперва он плакал над телом неизвестного, позже начал дрожать, как запуганный зверёк, по ведомой лишь ему причине, в конце впал в подобие сна. Да, его лицо такое же молодое, как и несколько тысяч лет назад, но разум покрылся коркой бесконечности времени и событий. Может он устало смотрел на происходящее, потому что на его глаза подобное разворачивалось не в первый раз? Он заслуживал обычного отношения к своей личности, но требовалось время, чтобы привыкнуть к его потаённым страхам и травмирующим темам, научиться либо обходить их, либо задевать менее болезненно.
Сальвий повернулся к зеркалу над раковиной, поправил манжеты и воротник на рубашке, заправил лишний объём кремовой ткани, расстегнул ещё одну пуговицу: ему катастрофически становилось душно в помещениях, где нет окон, по этой причине, он был редким гостем в библиотеках, предпочитая брать с собой массивные стопки книг.
Лаконичный и чужой язык прозвучал нравоучительно, но в той же степени мелодично, создавая музыку одним лишь произношением. Он не был сравнимым с языками, которые прежде встречались парню. Даже в Новом Орлеане, куда стекались представители различных народностей, слух никогда не ласкала эта речь. Не звучал он и на Балканском полуострове, где и музыка, и языки были чем-то схожи по звучанию.
-Сколько языков вы в совершенстве знаете?- где-то на подкорке были подозрения, что Эндрю уже довелось перенять не один язык и диалект, но знать все тонкости и говорить как носитель - это требовало длительного проживания в каждом районе. Хоть и ангел не производил впечатление кочевника, всё же Вий сомневался, что тому было интересно задерживать в определённых районах. -Вы всегда были Эндрю или взяли это имя лишь для этого города?
Цитата: ✦сuллu цuaнuд✦ от 24.06.2023, 22:32Марселло не смог скрыть изумления.
— Счастливым? — Его лицо на мгновение потеряло прежнюю уверенность. Из глаз пропал свойственный им задорный огонек, который он пытался придать им весь этот вечер, губы приоткрылись, уголки рта опустились, брови поднялись в немом удивлении. На секунду он застыл в растерянном выражении. В голове пронеслась мысль, что такая же физиономия у него была в тот момент, когда он получил пулю в живот.
Однако тут же он снова расплылся в немного грустной улыбке, а глаза заблестели. В его голове он настойчиво прокручивал изображение поднятого вверх тормашками Муссолини.
— Необычный вопрос... для первой встречи. — Он задумчиво посмотрел вбок, стараясь не ловить взгляд Фриды. — Полагаю, мне не на что жаловаться.
Жаловаться ему было не на что, но был ли он счастлив от этого? Он не знал. С тех самых пор, как он умер, его жизнь... если это можно назвать жизнью, пошла наперекосяк. Он стал думать, думать слишком часто. О себе, о своих поступках, об их последствиях. Он всегда полагал, что люди, которые думают слишком много, страдают. И он оказался прав. Чем больше он разгребал свое прошлое, тем сильнее погружался в пучину невероятной ненависти к себе. И самым мучительным в этом было то, что ненависть была заслуженной.
— Вы, Фрида, пробовались в "Непрощенную", верно? — Он перепрыгнул на другую тему с самым невинным видом. — Одри сказала, что вы очень талантливы... — И он снова улыбнулся. В этот раз в его голове вертелась старая, но все еще смешная шутка про партизан.
Фриде явно понравилась такая реакция на свой вопрос, задавала его почти всем, чтобы застать в расплох и где-то посмеяться.
— Знаете, я бы тоже не ответила свой вопрос, ведь я.. — «абсолютно несчастна» обрывок фразы пронесся в голове, но она не закончила, лишь,не глядя тому в глаза, подытожила: —...мы с вами похожи.
Ей казалось, что человек может назвать себя счастливым на работе, дома, но никак не могла представить, что в высоких кругах кто-то может похвастаться наличием этого чувства. Зато почти все могли с уверенностью заявить, что ненависти хватает у всех. Может даже не к себе, абсолютно, к кому-то другому точно. Все они тут ничто, как красивые декорации на сцене.
— Врядли Одри могла так сказать, но мне приятно это слышать от вас. Я все же театральная актриса. Яркие насыщенные эмоции, грим и всего один дубль для публики — Фрида улыбнулась, в этот раз по-настоящему.
Как только разговор заходил о театре, книгах и прочих объектах искусства, будь то музыка, в которой она не разбиралась, Фрида расцветала. Даже глаза, которые раньше могли неотражать ничего загорались. Загорались, чтобы вновь погаснуть, ей казалось все таким ужасно ненастоящим, картонным, и искусственным. Даже собственное существование, ведь, в сущности, она не обязана жить обычной жизнью, это тоже напускное и её проблемы напускные и общество тоже напускное. Даже стены давили и, будто правда стало душно, ей казалось, что она вот-вот упадет в обморок, этого не случилось. Фрида хоть и побледнела, но осталась стоять на ногах.
— Вам нравятся театры? — как-то с воодушевлением спросила она, отпив немного из бакала, поднесенного официантом, уже приходя в себя. — Я бы хотела посетить какой-нибудь в Англии... Хотя вам наверное не до них, — голос её не выражал никакой злобы только любопытство - единственное настоящее в ней, по её собственным словам. — Вы очень добры, раз помогаете детям
Фрида усмехнулась внутри, не производил этот человек впечатление сердобольного, она врядли могла ошибаться, но внешне смотрела на него с восхищенной улыбкой
// @zakka
О, рассказывать о себе он умел отлично: закручивать сюжет, вставлять в истории неизвестные до этого факты и ловко обходить все важные детали стороной. Придумывать с каждым разом биографию всё трагичнее и трагичнее, обклеивая «Эндрю» словами, что заставляли слушателей замереть в сострадание и жалости. Унизить, искупать выдуманную личность в непристойных сюжетах и облить бедного маленького мальчика рассказами о поездках в дальние города на пассажирских сидениях Кадиллаков и Мунтц Джетов или о остановках в коттеджах около необъятных озёр такой же ноебъятной Европы.
Потому что «Эндрю» было вовсе не жалко, хоть и были они, по-сути, одним и тем же человеком. Эндрю Маршалл был его оболочкой в новом мире, в котором своих детей в честь кого-то называли только верующие и сентиментальные чудики. А древние имена, что были с начала времён давно уже использовались лишь в учебниках и книгах про жалкую любовь между Посейдоном и несчастной смертной. Да и орфеем быть желания не было совсем — желалось, чтобы тем, кем он был раньше, он оставался только для себя и для того, что держал его посреди смертных уже как нескончаемое количество веков.
Захотелось сделать из правды, что оставалась недосказанной тайну — укрыть всё то что он не смог раньше сказать толстой пеленой свежих ростков и обволакивающих нутро сорняков. Закрыть и спрятать истину, произнести слова что говорились многим ранее: но разве он мог соврать тому что был готов приютить, хоть и на время, его сгорающее существо?
— Меня зовут Орфей. Ὀρφεύς, — древнегреческий звучал столь плавно, что Орфей на секунду подумал, что лучше промолчать, — Эндрю – моё имя среди живых. Те слова, что вы услышали только что были на греческом. Древнегреческом. Остальное не важно.
//одри хепберн, прости меня
— "Не уверен, что в том положении она стала бы лгать" — не без усмешки подумал Марселло. Но деликатно промолчал. Он отлично знал, что личная жизнь должна оставаться личной.
— Думаю, в молодости театр нравился мне больше, но я бы не сказал, что полностью потерял к нему интерес, — сказал он задумчиво. — Театральное искусство всегда казалось мне таким возвышенным! Может, это прозвучит старомодно, но я действительно люблю Дель Арте. — Добавил он, поправляя манжеты.
Театр не казался ему возвышенным, совсем ничуть, но он чувствовал какое-то странное родство с ним. Весь дух актерского мастерства пропитан ложью, ведь это их задача — врать на потеху публике, не так ли? Порой и он чувствовал себя шутом, играющим роль милосердного человека. За кулисами даже самые праведные люди становятся распутными негодяями.
— Вы очень любезны, — сказал он, светясь от показного счастья. — Помощь несчастным сиротам в какой-то степени мой долг. Все они заслужили лучшей жизни.
Он сказал это, лучезарно улыбаясь, но внутри остатки его сердца заклокотали от злости, разочарования и совсем несвойственного ему стыда. Видит Бог, несчастные сироты получают меньше половины от выделенных им денег. А все потому, что его душа гнилая, развращенная, бесстыдная... мертвая.
Но дело было вовсе не в этом, не так ли? Не пуля уничтожила в нем доброту и мягкосердечность, напротив. Невозможно уничтожить то, чего не было. А пуля, та самая злосчастная пуля, лишь заставила его понять, что его душа, которую он так щедро баловал всю свою жизнь, радуя ее все новыми и новыми доходами, сама стоит не дороже коровьего дерьма.
— "Подозревает ли она, что я уже мертв?" — пролетела в его голове неожиданная мысль. — "Глупости!" — Он нахмурился, но вскоре вновь расслабил мышцы лица.
— Вы ведь не местная, верно? — Его голос вновь стал непринужденным.