Новый мир. Выжившие. | Набор участников
Цитата: Diyana_Coates от 26.03.2023, 15:02Цитата: 🌕Хлорид аммония|I am nobody, I am not your 🌕 от 26.03.2023, 08:46Страницы потрёпанного ежедневника шелестели от порывов ветра и быстрых движений пальцев девушки, пока она размеренным шагом шла вдоль дороги, пробегая глазами по записям, переклеивая стикеры и закладки на другие листы, и вычëркивала строки карандашом. Карандаш в её руке на миг замер над какой-то записью, и она вздохнула, осторожно перелеснув страницу дальше.
Эрна не любила работать в помещении. Она вообще не любила находится в замкнутых пространствах. Там она чувствовала себя подобно зверьку, загнанному в клетку. На улице можно было почувствовать себя свободной хотя бы на миг, хотя свобода эта была эфемерной.
Шварц замедлила шаг, опуская руку с ещё открытой записной книжкой, и подняла глаза к небу. В их квартале оно всегда кажется темнее, чем на самом деле. Ветер приятно перебирал пряди волос, щекотал лицо и приносил с собой запах ни то цветов, ни то цитрусовых фруктов. Скорее, всё-таки второе.
Девушка поправила бордовый шарф на шее, сбившийся от потоков воздуха, и открывший чужим глазам её знак. В родном квартале в этом особо не было смысла, здесь ведь все такие, но в воспоминаниях Эрны слишком живы были эти хищные взгляды, обращённые на неё, будто она - редкий экземпляр из коллекции, насмешливые голоса, кричавшие о её бесполезности, лица людей в белых халатах, которые тряслись за её жизнь с единственной целью - успеть как можно больше узнать о носителе самого редкого элемента в природе. Девушка ненавидела это чувство. Как будто она и впрямь не человек, а лабораторная крыса, существующая для того, чтобы проводить над ней эксперементы, а потом просто выбросить.
Шварц внутренне сжалась от неприятных воспоминаний, а снаружи лишь улыбнулась. Никто ведь не должен увидеть, какая она слабая. Она ведь не может себе позволить стать действительно бесполезной. Черноволосая хотела было сесть на одно из своих любимых мест, куда порой приходила посидеть в тишине, но увидела, что здесь уже кто-то есть. Присмотревшись внимательнее, Эрна заметила взгляд незнакомой ей девушки, обращëнный ко внешнему миру. Она и сама когда-то любила наблюдать за этим огромным миром за стеклом, где была чужой и всеми отвергнутой. Шварц помедлила, прежде чем сделать следующий шаг. Что-то в незнакомке показалось ей близким и родным, потому она подошла чуть ближе и негромко заговорила.
- Привет. Ты не возражаешь? - Эрна мягко улыбалась, указывая на место рядом с ней.
Джин не сразу заметила, что к ней кто-то обращается, а когда наконец поняла, то молча кивнула. Ещё один аномальный человек, запертый здесь, словно букашка под банкой. Усмехнувшись, от неожиданно точного сравнения, Браун повернула голову к "нарушительнице её покоя" и спросила, стараясь, чтобы голос звучал ровно — Я раньше вас не видела в этом квартале. Какой вы элемент? — конечно, Джин заметила, что незнакомка обратилась к ней на "ты", но Браун не хотела говорить так же. В силу своего характера, она вообще не любила новых знакомств. Впрочем, всё равно смотреть на мир, зная, что никогда не будешь свободна, скучно поэтому немного помедлив, она спросила, тихо, словно борясь с собой. — И можете сказать, пожалуйста, как вас зовут?
Эрна улыбнулась чуть шире и плавно опустилась на ровную поверхность, положив открытую книжку на колени, так что ветер мог свободно забавляться с её страницами. Иногда девушка улыбалась так часто, что от этой отчасти фальшивой улыбки начинали болеть губы, и ей хотелось бы не делать этого больше никогда.
"Какой вы элемент?" Простой и предсказуемый вопрос врезался в сознание, мгновенно воскрешая в памяти пару десятков каменных, словно безжизненных и равнодушных лиц людей, что задавали ей этот вопрос. Каждый раз она взрывалась в душе, но каждый раз отвечала ровным и мягким голосом. А потом стала прятать метку под шарфом. Чтобы никто лишний раз не спрашивал. Чтобы больше никто не кричал о её бесполезности. Но, увы, это слабо помогало, хотя отношение к ней с тех пор заметно изменилось.
- Лучше на "ты". Не люблю этой официальности, да и в такие моменты чувствую себя старше, чем я есть. Меня зовут Эрна. - произнесла черноволосая, и ничто в её голосе не выдавало тяжëлых мыслей.
- С элементом подскажу: это твёрдое вещество, находящееся в природе в постоянном и очень маленьком количестве. Три попытки отгадать. - весëлым голосом продолжила Шварц и задорно подмигнула новой знакомой.
Как и всегда, она вела себя подчёркнуто беззаботно и непринуждённо, улыбалась и в глазах её светился задорный огонёк. Эрна вряд ли могла бы вспомнить, кто и когда в последний раз видел её без этой "маски", с которой она так сроднилась, хотя ещё не стала одним целым. Этот бесконечный круговорот лжи и притворства повторялся изо дня в день, стал таким привычным, что даже перестал вызывать у девушки стыд и отвращение. Так она хотябы кому-то полезна...
Цитата: 🌕Хлорид аммония|I am nobody, I am not your 🌕 от 26.03.2023, 16:26Цитата: Diyana_Coates от 26.03.2023, 15:02Цитата: 🌕Хлорид аммония|I am nobody, I am not your 🌕 от 26.03.2023, 08:46Страницы потрёпанного ежедневника шелестели от порывов ветра и быстрых движений пальцев девушки, пока она размеренным шагом шла вдоль дороги, пробегая глазами по записям, переклеивая стикеры и закладки на другие листы, и вычëркивала строки карандашом. Карандаш в её руке на миг замер над какой-то записью, и она вздохнула, осторожно перелеснув страницу дальше.
Эрна не любила работать в помещении. Она вообще не любила находится в замкнутых пространствах. Там она чувствовала себя подобно зверьку, загнанному в клетку. На улице можно было почувствовать себя свободной хотя бы на миг, хотя свобода эта была эфемерной.
Шварц замедлила шаг, опуская руку с ещё открытой записной книжкой, и подняла глаза к небу. В их квартале оно всегда кажется темнее, чем на самом деле. Ветер приятно перебирал пряди волос, щекотал лицо и приносил с собой запах ни то цветов, ни то цитрусовых фруктов. Скорее, всё-таки второе.
Девушка поправила бордовый шарф на шее, сбившийся от потоков воздуха, и открывший чужим глазам её знак. В родном квартале в этом особо не было смысла, здесь ведь все такие, но в воспоминаниях Эрны слишком живы были эти хищные взгляды, обращённые на неё, будто она - редкий экземпляр из коллекции, насмешливые голоса, кричавшие о её бесполезности, лица людей в белых халатах, которые тряслись за её жизнь с единственной целью - успеть как можно больше узнать о носителе самого редкого элемента в природе. Девушка ненавидела это чувство. Как будто она и впрямь не человек, а лабораторная крыса, существующая для того, чтобы проводить над ней эксперементы, а потом просто выбросить.
Шварц внутренне сжалась от неприятных воспоминаний, а снаружи лишь улыбнулась. Никто ведь не должен увидеть, какая она слабая. Она ведь не может себе позволить стать действительно бесполезной. Черноволосая хотела было сесть на одно из своих любимых мест, куда порой приходила посидеть в тишине, но увидела, что здесь уже кто-то есть. Присмотревшись внимательнее, Эрна заметила взгляд незнакомой ей девушки, обращëнный ко внешнему миру. Она и сама когда-то любила наблюдать за этим огромным миром за стеклом, где была чужой и всеми отвергнутой. Шварц помедлила, прежде чем сделать следующий шаг. Что-то в незнакомке показалось ей близким и родным, потому она подошла чуть ближе и негромко заговорила.
- Привет. Ты не возражаешь? - Эрна мягко улыбалась, указывая на место рядом с ней.
Джин не сразу заметила, что к ней кто-то обращается, а когда наконец поняла, то молча кивнула. Ещё один аномальный человек, запертый здесь, словно букашка под банкой. Усмехнувшись, от неожиданно точного сравнения, Браун повернула голову к "нарушительнице её покоя" и спросила, стараясь, чтобы голос звучал ровно — Я раньше вас не видела в этом квартале. Какой вы элемент? — конечно, Джин заметила, что незнакомка обратилась к ней на "ты", но Браун не хотела говорить так же. В силу своего характера, она вообще не любила новых знакомств. Впрочем, всё равно смотреть на мир, зная, что никогда не будешь свободна, скучно поэтому немного помедлив, она спросила, тихо, словно борясь с собой. — И можете сказать, пожалуйста, как вас зовут?
Эрна улыбнулась чуть шире и плавно опустилась на ровную поверхность, положив открытую книжку на колени, так что ветер мог свободно забавляться с её страницами. Иногда девушка улыбалась так часто, что от этой отчасти фальшивой улыбки начинали болеть губы, и ей хотелось бы не делать этого больше никогда.
"Какой вы элемент?" Простой и предсказуемый вопрос врезался в сознание, мгновенно воскрешая в памяти пару десятков каменных, словно безжизненных и равнодушных лиц людей, что задавали ей этот вопрос. Каждый раз она взрывалась в душе, но каждый раз отвечала ровным и мягким голосом. А потом стала прятать метку под шарфом. Чтобы никто лишний раз не спрашивал. Чтобы больше никто не кричал о её бесполезности. Но, увы, это слабо помогало, хотя отношение к ней с тех пор заметно изменилось.
- Лучше на "ты". Не люблю этой официальности, да и в такие моменты чувствую себя старше, чем я есть. Меня зовут Эрна. - произнесла черноволосая, и ничто в её голосе не выдавало тяжëлых мыслей.
- С элементом подскажу: это твёрдое вещество, находящееся в природе в постоянном и очень маленьком количестве. Три попытки отгадать. - весëлым голосом продолжила Шварц и задорно подмигнула новой знакомой.
Как и всегда, она вела себя подчёркнуто беззаботно и непринуждённо, улыбалась и в глазах её светился задорный огонёк. Эрна вряд ли могла бы вспомнить, кто и когда в последний раз видел её без этой "маски", с которой она так сроднилась, хотя ещё не стала одним целым. Этот бесконечный круговорот лжи и притворства повторялся изо дня в день, стал таким привычным, что даже перестал вызывать у девушки стыд и отвращение. Так она хотябы кому-то полезна...
— Я Джин, приятно познакомиться, Эрна. Да, можно на "ты".
Джин не хотела что-либо отгадывать. Она задала вопрос. Неужели надо всё усложнять? Браун сделала вид, что задумалась, положив руку на метку. Немного помедлив, она произнесла, глядя вверх, словно что-то вспоминая
— У меня есть догадки, но попробуй и ты отгадать. Мой элемент хоть и радиоактивен, но у него период полураспада больше, чем возраст Вселенной.
Джин никогда не любила играть по чужим правилам и не любила, когда их меняли, но сейчас настроение было какое-то... неконфликтное, поэтому девушка нашла в себе силы более-менее нормально улыбнуться.
Эта ненависть к притворству...
Шварц негромко усмехнулась, на этот раз абсолютно искренне. Она уже решила, что ответит на ранее заданный вопрос, после того, как найдёт ответ на новый. В конце концов, нет смысла скрывать, если им не суждено построить хорошие отношения, значит не суждено.
- Ладно, попробую. Может, торий или уран? Хотя нет, вряд ли... Я не знаю возраста Вселенной, но, думаю, он больше, чем период полураспада самых долгоживущих изотопов этих элементов... Кюрий? Плутоний? Висмут, возможно? - с интересом посмотрела на неё девушка. В школе Эрна училась не особо хорошо, даже если информация была и важной, она редко слушала, и с трудом вспомнила наиболее подходящие из возможных вариантов.
Ветер вновь перевернул несколько страниц, и на землю упала фотография, лежавшая между ними. Но Эрна была увлечена разговором и не заметила этого. Уголок снимка был мятым и слегка загибался, скрывая половину лица девушки, стоявшей рядом с черноволосой.
Каприс слабо усмехнулась.
- Когда вы будете уверены, - медленно повторила она.
Болезненная улыбка трогала ее бледное лицо. Она привстала на кровати, чтобы лучше видеть ученого. Тот, казалось, был абсолютно спокоен. Теперь это вызывало гнев. Она прищурилась. Сидеть так на койке было тяжело и больно, но она не замечала этого. В зеркале появилось другое отражение.
- А вы будете уверены? - насмешливо смотря на мужчину, выплюнула девушка.
Она чуть наклонила голову. Кажется, где-то в грудной клетке, справа, что-то забилось быстрее. Встряхнув головой, Сабо попыталась убрать упавшую на лицо прядь волос, но только сильнее распушила их. Ее блестящие от слез и боли, пряным перцем просыпавшейся в легких, глаза смотрели на другого человека.
Ей было очень жарко. Пот пропитал тонкое платье, ткань прилипала к коже и та неприятно зудила. Волосы превратились в торчащие прутья, бесполезно свисающие на лицо. Она хотела видеть каждое движение, эмоцию, мысли человека, сидящего напротив. Ей хотелось расцарапать его лицо и впиться пальцами в глазные яблоки.
Она неприятно рассмеялась, вызывающе посмотрев в глаза мужчине.
- Тот человек, кажется, очень за вас беспокоится, - ее улыбка стала шире, - Он боится. А вы?
Ей было скучно. Каприс понимала, что сценарий этой пьесы давно проработан, роли распределены, а реплики выучены так же идеально, как и расположение статистов. Значит можно поиграть, вливаясь в чувство, когда отдаешься единому безумному порыву.
Настроения сменялись. Одна карточка фантоскопа заменила другую, переключился свет, поменявшись местом с тенью.
Каприс легла на койку. Руки слабо дрожали от усталости. Она улыбалась.
Цитата: 🌕Хлорид аммония|I am nobody, I am not your 🌕 от 26.03.2023, 19:42Шварц негромко усмехнулась, на этот раз абсолютно искренне. Она уже решила, что ответит на ранее заданный вопрос, после того, как найдёт ответ на новый. В конце концов, нет смысла скрывать, если им не суждено построить хорошие отношения, значит не суждено.
- Ладно, попробую. Может, торий или уран? Хотя нет, вряд ли... Я не знаю возраста Вселенной, но, думаю, он больше, чем период полураспада самых долгоживущих изотопов этих элементов... Кюрий? Плутоний? Висмут, возможно? - с интересом посмотрела на неё девушка. В школе Эрна училась не особо хорошо, даже если информация была и важной, она редко слушала, и с трудом вспомнила наиболее подходящие из возможных вариантов.
Ветер вновь перевернул несколько страниц, и на землю упала фотография, лежавшая между ними. Но Эрна была увлечена разговором и не заметила этого. Уголок снимка был мятым и слегка загибался, скрывая половину лица девушки, стоявшей рядом с черноволосой.
— Ты угадала, висмут. Мне кажется, что твой элемент один из самых редких. Скажем, астат или калифорний. Склоняюсь к калифорнию.
Джин подняла фотографию и протянула собеседнице — У тебя выпало. — Браун искренне не понимала людей, которые всё ещё хранят бумажные фотографии. Зачем? Да и ежедневники перестали вести в году так 2030. Но девушка решила промолчать, вспомнив, как первый раз в жизни взяла в руки технику. Она волновалась, поэтому неконтролируемо испортила её. Всего лишь смяла пару микросхем! После ей, как аномальной, долго это припоминали.
Эта ненависть к презрению...
Её поведение изменилось. Он заметил это сразу же. Она улыбалась ему так, будто ждала от него признания: улыбалась так, будто придуманная её искалеченным сознанием истина была единственной правильной в своём роде. Жан-Клод подумал, что неплохо было бы дать ей побеседовать с психологом из другой секции, но потом опомнился: в других секциях творили зло.
— Боюсь ли я? — он провёл салфеткой по ране на её руке, стараясь не касаться её руки пальцами: лишь бумагой, — а у меня есть причины боятся?
Она дёрнулась. Делакруа посмотрел ей в глаза: на дне чужого взгляда он увидел горькую злобу и ничем не прикрытое злостное желание видеть его. Мужчина вздохнул: она была не первой такой — и не последней — и такой взгляд никак на него не действовал. Возможно, его через чур спокойное поведение было ей крайне не приятно, но по-другому он не мог вести себя по отношению к девочке: эмоции могли спровоцировать её на необдуманные действия.
— А Гарри боится за меня, потому что... — он поморщился. Голова всё ещё ужасно болела, — потому что у него такой характер. Волноваться за всех, желать всем добра и всё такое. Он славный. Тебе он понравится.
Жан-Клод снова взял в руки блокнот, растянув губы в полуулыбке. Надо было попросить Терезу дать ему таблеток. В камере сильно воняло. Его начинало тошнить: не от девочки, а от наспех созданных для неё не слишком качественных условий для «отдыха».
— Тебе нравятся цветы? — сказал он после минуты молчания, — вот я например, просто обожаю ромашки.
Цитата: Diyana_Coates от 26.03.2023, 20:45Цитата: 🌕Хлорид аммония|I am nobody, I am not your 🌕 от 26.03.2023, 19:42Шварц негромко усмехнулась, на этот раз абсолютно искренне. Она уже решила, что ответит на ранее заданный вопрос, после того, как найдёт ответ на новый. В конце концов, нет смысла скрывать, если им не суждено построить хорошие отношения, значит не суждено.
- Ладно, попробую. Может, торий или уран? Хотя нет, вряд ли... Я не знаю возраста Вселенной, но, думаю, он больше, чем период полураспада самых долгоживущих изотопов этих элементов... Кюрий? Плутоний? Висмут, возможно? - с интересом посмотрела на неё девушка. В школе Эрна училась не особо хорошо, даже если информация была и важной, она редко слушала, и с трудом вспомнила наиболее подходящие из возможных вариантов.
Ветер вновь перевернул несколько страниц, и на землю упала фотография, лежавшая между ними. Но Эрна была увлечена разговором и не заметила этого. Уголок снимка был мятым и слегка загибался, скрывая половину лица девушки, стоявшей рядом с черноволосой.
— Ты угадала, висмут. Мне кажется, что твой элемент один из самых редких. Скажем, астат или калифорний. Склоняюсь к калифорнию.
Джин подняла фотографию и протянула собеседнице — У тебя выпало. — Браун искренне не понимала людей, которые всё ещё хранят бумажные фотографии. Зачем? Да и ежедневники перестали вести в году так 2030. Но девушка решила промолчать, вспомнив, как первый раз в жизни взяла в руки технику. Она волновалась, поэтому неконтролируемо испортила её. Всего лишь смяла пару микросхем! После ей, как аномальной, долго это припоминали.
Эта ненависть к презрению...
- На самом деле астат. Я его третья носительница со времён катастрофы. - кивнула Эрна и размотала тонкий полупрозрачный платок, оставив его свободно свисать.
Девушка взглянула на фотографию в руках Джин, и в глазах Шварц на миг отразилась боль, смешанная со страхом.
- Спасибо. - сухо произнесла черноволосая, осторожно сжимая в руке потрëпанное фото трёхлетней давности. Да, сейчас все предпочитали хранить их в телефоне, но Эрна так хотела оставить на память что-то более реальное, материальное. В это мгновение она забыла, что сидит не у себя в комнате в полном одиночестве, а на улице и рядом с кем-то другим. Девушка медленно провела тонким пальцем по поверхности, отогнув уголок, и улыбнулась. Едва заметно, своей настоящей, без тени фальши, улыбкой. Так она улыбалась раньше. Такой она осталась в памяти той, которая смотрела на неё с цветной бумаги широко раскрытыми светлыми глазами. Шварц бережно вложила фотографию обратно в записную книжку, закрывая её, и крепче сжимая и так мятую обложку.
- Наверное, не так уж плохо быть носителем элемента с таким длинным периодом полураспада... По крайней мере, тебе отведено больше, чем многим из нас. - задумчиво проговорила Эрна, поднимая глаза к тусклому небу. Ей осталось не так уж много, хотя порой эти годы представлялись девушке вечностью.
- Извини, если я лезу не в своё дело. Просто в моём окружении в основном были те, кому отведëн весьма малый срок. Мне интересно, как ощущается осознание того, что впереди относительно долгая жизнь. - поспешила добавить черноволосая, испугавшись, что фраза могла быть слишком грубой.
Девушка широко раскрыла глаза. В висках снова начала пульсировать боль и она почувствовала знакомые удары молота. Она посмотрела на свои запястья. Запекшаяся кровь обвивала тонкие ручки коричневыми пятнами и лентами. Перевела взгляд на руки мужчины, только что державшие белую салфетку, впитывающую алые подтеки. «Что ты делаешь, Сабо?». Ее лоб вспыхнул, глаза заслезились от яркого света и жгучей боли. «Зачем?».
По ее телу заструился холод. Ее передернуло. Она открыла глаза и увидела. Что?
Где-то в осколках этого воспаленного разума остался маленький стеклянный кусочек Каприс Сабо, которого не тронули ни чувства, ни время, ни безумство. Где-то остался чистый разум и здоровое сердце, ровно бьющееся в грудной клетке, немного справа. Это маленькая девочка, просыпалась, испуганно понимая и видя все, сделанное отражениями зеркала. Она стыдилась, пытаясь дышать, и исправляла ошибки. Но потом засыпала вновь, уступая сцену зеркальным отражением, и все говорили: «Она сумасшедшая». Нет, она не сумасшедшая. Она потерявшаяся среди этого бесполезного реквизита. Но впрочем, научившаяся в нем жить.
Девочка посмотрела на ученого. Ей было неприятно ощущать себя предметом, вызывающим проблемы и отзывающимся самой себе раскаленной болью. Она же была частью чьей-то работы, деталью неправильной формы, выводившей из строя весь механизм. Она сглотнула.
- Я не люблю цветы, - ответил прозрачный голос, - мой брат пытался их не прятать, но ему не нравится как я за ними ухаживаю.
Она с надеждой (почему?) посмотрела на мужчину.
- Вы ждете от меня, - она громко вдохнула горячий воздух, - Чего? Что я должна сделать? Сказать?
Ее голос звучал совсем по-другому. Он был подобен прозрачной ткани, подброшенной в воздух. Легкая материя падала, волнами прогибаясь в воздухе. Но ее движение было вечным, оно звучала долгим эхо, растягиваясь незримыми нитями. Это был голос наивности. Смятения.
Под сердцем начала расплываться боль: эта девочка — Каприс Сабо — никогда не жившая полноценной жизнью, пробуждала в нём воспоминания о матери. А ведь они были так непохожи: его мать мечтала жить, а девчушка перед ним была так бледна и грустна, что её можно было посчитать за труп. И хотя в её душе взрывались фейерверки разных эмоций, он не мог определить, чего же она чувствовала. Он видел только поверхностную базу созданную из её удивления и её неприязни — дальше понять Каприс, дальше увидеть её у Делакруа не получалось.
— А коты? Тебе нравятся коты? — сейчас было важно настроить её на что-нибудь более позитивное, чем весящие над ними тучи сложного будущего, — я недавно нашёл котёнка... может тебе принести его завтра?
Мужчина поправил очки. Нужно было найти способ отвлечь её от ненужных сейчас мыслей — Жан-Клод не знал, о чём она думала, когда смотрела на него с неестественным и наивным удивлением. Он не мог определить, что чувствовал к ней. Вот, что вселяло в него ужас: неопределенность.
— Или может, ты бы хотела чего-нибудь поесть? Или же освежиться? Я могу попросить медсестёр отмыть тебя тёплыми влажными полотенцами, — он дотронулся пальцем до наушников, — вставать тебе пока ещё нельзя, но это не значит, что мы не можем обеспечить тебе "купания".
Он упорно игнорировал её вопросы.
//три, мать его, вордовские страницы.
//этот челик полностью основан на одном из моих горячо любимых осов, но вот беда, я не нашла ему внешности по моему представлению, так что я осталась недовольна.
//зато теперь у меня есть причины посмотреть "твин пикс".
//а еще я не нашла ему красивой картинки, поэтому тут будет пусто.
//франц, милый, прости меня.
Имя: Франц Рихтгофен [Franz Richthofen].
Элемент и какой по счёту его носитель: фосфор, 54 (допустим? Я не совсем поняла этот пункт).
Возраст: 36 лет.
Род деятельности: банковский служащий, не самая крупная рыба, но зарабатывает достаточно.
Положительные и отрицательные стороны способностей, их проявление:
Красный фосфор не самое ядовитое вещество, но крайне легко воспламеняющееся (из-за чего его используют в изготовлении спичек). При сильных ударах и повреждениях может поджечь поверхность предмета, что и стал причиной травмы (как головка спички).
Сам по себе элемент довольно нейтральный, что играет на руку его обладателю, ведь он не доставляет особых хлопот.
Характер:
Существует пословица: «Ненасытному все мало». Отчасти это правда, но в случае Франца уместнее было бы слегка ее переделать: «Не знавшему сытости все мало».
Франц скупой и жадный человек, жалеющий о трате каждого гроша. Он никогда не спустит лишних денег, разве что только если есть срочная необходимость. Он склонен экономить даже на тех вещах, которые может себе позволить. Возможно, именно от этого он живет почти что впроголодь, в старой квартирке, ходит в старой (пусть и сохранившейся в безупречном состоянии) одежде и искренне полагает, что с ним все в порядке (не совсем). Он также ужасный трудоголик, который готов рискнуть здоровьем ради выручки.
Несмотря на легкую воспламеняемость своего элемента, Франц исключительно холодный и нещедрый на эмоции человек (его жадность проявляется даже в этом). Возможно, потому что считает хладнокровие сестрой рациональности и здравомыслия. А себя он считает рациональным и здравомыслящим до мозга костей.
Тем не менее, он далеко не безэмоционален или бессердечен. Он не лишен способностей проявлять теплые чувства, просто обычно он и их в себе подавляет. Он не видит необходимости лишний раз улыбаться, когда что-то ему приятно, или хмуриться, когда какая-то мелочь его бесит. Он предпочтет остаться со спокойной личиной и не утруждать себя лишними движениями лицевых мускулов. Возможно, потому что не совсем правильно понимает, как правильно их использовать. Из-за этого он кажется довольно черствым, но все же надежным человеком. И он им является… почти.
Как человек, работающий в основном в сфере обслуживания других людей, он неплохо разбирается в них, ведь этого требует от него работа. Что может сказать длина ногтей о состоянии человека? Что могут сказать о том, сомневается он брать кредит или нет, его туфли? Все это необходимо знать каждому хорошему работнику, следовательно и Францу тоже. Но это не мешает ему быть эмоциональным кретином (то бишь его эмпатия на очень низком уровне). Именно поэтому он ненавидит, когда кто-то при нем начинает буйно выражать свои чувства, ведь он теряется и не знает, что делать дальше.
Несмотря на то, что он производит впечатление расчетливого и умного человека, по сути его знания ограничиваются работой и увлечениями. А еще он может быть до ужаса наивным, когда дело ведет в область, в которой он не разбирается. Он запросто поверит, если вы скажете, что, скажем, в какое-то время во главе Франции стоял пришелец с Марса, ни секунды не сомневаясь. Я, конечно, утрирую шутки ради, но это действительно выглядит глупо.
Главной проблемой, проклятьем и тайной Рихтгофена является его зависимость от воровства. Все, что кто-либо оставил больше чем на пять минут в поле зрения Франца сразу же окажется в его кармане. Он презирает себя за эту отвратительную привычку, но ничего не может с этим поделать. Он привязался к мелким кражам, как к наркотику.
Внешность:
Биография:
Франц Рихтговен родился в довольно бедной части квартала для «стабильных». Франц не распространяется, было ли положение его семьи действительно печальным, или они просто жили в безумном страхе того, что деньги кончатся.
О своей семье (как и о прошлой жизни) Франц упоминать не любит. Его отец умер еще давно — у него всегда были проблемы с сердцем. Мать, вероятно, жива, но что с ней сталось он, опять-таки, не говорит. Отношения у них скорее всего напряженные, ведь редко дети не видятся с родственниками после взросления. Порой он также упоминает о сестре, вероятно, тоже ныне мертвой. Во всяком случае, близких отношений с семьей он не поддерживал.
Достойное образование он получил практически чудом, среди сверстников был одним из самых лучших учеников, но далеко не самым умным. Также как и не пользовался популярностью, будучи чрезвычайно сложным и неловким в общении человеком. Он не был изгоем, но от него предпочитали держаться подальше. После обучения в школе поступил в институт, параллельно начав работать.
В это же время у него начинает формироваться привычка обчищать чужие карманы. До добра бы его это не довело, пару раз он попадался, пусть и оба раза ему удалось замять ситуацию, но он ничего не мог с собою поделать (да и не хотел). На краденые деньги он покупал в основном мелкие вещи, которые хотел бы приобрести, но за неимением средств не мог. Иначе говоря — обычные безделушки. После, когда он осознал, что данное влечение к кражам плотно въелось в его голову, он стал воровать все подряд, обычно маловажные вещи: забытые детские игрушки, небольшие товары из магазинов, даже мусор в чужих карманах, лишь бы утолить ту ненасытную жажду брать чужое.
Совмещать учебу с работой было непросто, за это время Франц успел сильно подорвать свое здоровье. И это учитывая то, что он, как никак, обладатель элемента, что все же немного, но отражается на его самочувствии.
После обучения начинает работать в банке, постепенно взбираясь по карьерной лестнице с самых мелких должностей до довольно высокого уровня.
Дополнительные сведения:
*Официальное название диагноза Франца — клептомания (на случай, если кто не знал). Это, к слову, расстройство личности.
*Он не любит животных, потому что зачастую они его не любят. Нередко собаки грозно скалятся, когда тот рядом, а кошки начинают шипеть (причина неизвестна, возможно, связана с тем, что его элемент так или иначе связан с огнем).
*Он боится детей. Дело в том, что рядом с ними он не знает, как себя вести.
*Не знаю, есть ли в Новом мире старые сериалы, но живи он в наше время, ему бы понравился «Да, премьер министр» (там шутки его уровня, хах).
*К слову внешность его я искала тридцать минут, пока случайно не наткнулась на этот кадр из «Твин пикса». Я не хотела его брать, но уже так устала бороздить пинтерест, что забила на все свои пожелания и вставила его.
*Крепись, сынок, живи ты в двадцать первом веке был бы тем самым скрытым фанатом Аббы и Дэвида Боуи, по которому и не скажешь, что он фанат Аббы и Дэвида Боуи...
Приглашения: ---
Пожелания: вроде нет.
Вопросы: я вполне поняла, что значит «какой по счету носитель элемента». То есть сколько именно было людей с этим элементом, и какой он по счету из них?
Цитата: цианид' от 27.03.2023, 17:49//три, мать его, вордовские страницы.
//этот челик полностью основан на одном из моих горячо любимых осов, но вот беда, я не нашла ему внешности по моему представлению, так что я осталась недовольна.
//зато теперь у меня есть причины посмотреть "твин пикс".
//а еще я не нашла ему красивой картинки, поэтому тут будет пусто.
//франц, милый, прости меня.
Имя: Франц Рихтгофен [Franz Richthofen].
Элемент и какой по счёту его носитель: фосфор, 54 (допустим? Я не совсем поняла этот пункт).
Возраст: 36 лет.
Род деятельности: банковский служащий, не самая крупная рыба, но зарабатывает достаточно.
Положительные и отрицательные стороны способностей, их проявление:
Красный фосфор не самое ядовитое вещество, но крайне легко воспламеняющееся (из-за чего его используют в изготовлении спичек). При сильных ударах и повреждениях может поджечь поверхность предмета, что и стал причиной травмы (как головка спички).
Сам по себе элемент довольно нейтральный, что играет на руку его обладателю, ведь он не доставляет особых хлопот.
Характер:
Существует пословица: «Ненасытному все мало». Отчасти это правда, но в случае Франца уместнее было бы слегка ее переделать: «Не знавшему сытости все мало».
Франц скупой и жадный человек, жалеющий о трате каждого гроша. Он никогда не спустит лишних денег, разве что только если есть срочная необходимость. Он склонен экономить даже на тех вещах, которые может себе позволить. Возможно, именно от этого он живет почти что впроголодь, в старой квартирке, ходит в старой (пусть и сохранившейся в безупречном состоянии) одежде и искренне полагает, что с ним все в порядке (не совсем). Он также ужасный трудоголик, который готов рискнуть здоровьем ради выручки.
Несмотря на легкую воспламеняемость своего элемента, Франц исключительно холодный и нещедрый на эмоции человек (его жадность проявляется даже в этом). Возможно, потому что считает хладнокровие сестрой рациональности и здравомыслия. А себя он считает рациональным и здравомыслящим до мозга костей.
Тем не менее, он далеко не безэмоционален или бессердечен. Он не лишен способностей проявлять теплые чувства, просто обычно он и их в себе подавляет. Он не видит необходимости лишний раз улыбаться, когда что-то ему приятно, или хмуриться, когда какая-то мелочь его бесит. Он предпочтет остаться со спокойной личиной и не утруждать себя лишними движениями лицевых мускулов. Возможно, потому что не совсем правильно понимает, как правильно их использовать. Из-за этого он кажется довольно черствым, но все же надежным человеком. И он им является… почти.
Как человек, работающий в основном в сфере обслуживания других людей, он неплохо разбирается в них, ведь этого требует от него работа. Что может сказать длина ногтей о состоянии человека? Что могут сказать о том, сомневается он брать кредит или нет, его туфли? Все это необходимо знать каждому хорошему работнику, следовательно и Францу тоже. Но это не мешает ему быть эмоциональным кретином (то бишь его эмпатия на очень низком уровне). Именно поэтому он ненавидит, когда кто-то при нем начинает буйно выражать свои чувства, ведь он теряется и не знает, что делать дальше.
Несмотря на то, что он производит впечатление расчетливого и умного человека, по сути его знания ограничиваются работой и увлечениями. А еще он может быть до ужаса наивным, когда дело ведет в область, в которой он не разбирается. Он запросто поверит, если вы скажете, что, скажем, в какое-то время во главе Франции стоял пришелец с Марса, ни секунды не сомневаясь. Я, конечно, утрирую шутки ради, но это действительно выглядит глупо.
Главной проблемой, проклятьем и тайной Рихтгофена является его зависимость от воровства. Все, что кто-либо оставил больше чем на пять минут в поле зрения Франца сразу же окажется в его кармане. Он презирает себя за эту отвратительную привычку, но ничего не может с этим поделать. Он привязался к мелким кражам, как к наркотику.
Внешность:
Биография:
Франц Рихтговен родился в довольно бедной части квартала для «стабильных». Франц не распространяется, было ли положение его семьи действительно печальным, или они просто жили в безумном страхе того, что деньги кончатся.
О своей семье (как и о прошлой жизни) Франц упоминать не любит. Его отец умер еще давно — у него всегда были проблемы с сердцем. Мать, вероятно, жива, но что с ней сталось он, опять-таки, не говорит. Отношения у них скорее всего напряженные, ведь редко дети не видятся с родственниками после взросления. Порой он также упоминает о сестре, вероятно, тоже ныне мертвой. Во всяком случае, близких отношений с семьей он не поддерживал.
Достойное образование он получил практически чудом, среди сверстников был одним из самых лучших учеников, но далеко не самым умным. Также как и не пользовался популярностью, будучи чрезвычайно сложным и неловким в общении человеком. Он не был изгоем, но от него предпочитали держаться подальше. После обучения в школе поступил в институт, параллельно начав работать.
В это же время у него начинает формироваться привычка обчищать чужие карманы. До добра бы его это не довело, пару раз он попадался, пусть и оба раза ему удалось замять ситуацию, но он ничего не мог с собою поделать (да и не хотел). На краденые деньги он покупал в основном мелкие вещи, которые хотел бы приобрести, но за неимением средств не мог. Иначе говоря — обычные безделушки. После, когда он осознал, что данное влечение к кражам плотно въелось в его голову, он стал воровать все подряд, обычно маловажные вещи: забытые детские игрушки, небольшие товары из магазинов, даже мусор в чужих карманах, лишь бы утолить ту ненасытную жажду брать чужое.
Совмещать учебу с работой было непросто, за это время Франц успел сильно подорвать свое здоровье. И это учитывая то, что он, как никак, обладатель элемента, что все же немного, но отражается на его самочувствии.
После обучения начинает работать в банке, постепенно взбираясь по карьерной лестнице с самых мелких должностей до довольно высокого уровня.
Дополнительные сведения:
*Официальное название диагноза Франца — клептомания (на случай, если кто не знал). Это, к слову, расстройство личности.
*Он не любит животных, потому что зачастую они его не любят. Нередко собаки грозно скалятся, когда тот рядом, а кошки начинают шипеть (причина неизвестна, возможно, связана с тем, что его элемент так или иначе связан с огнем).
*Он боится детей. Дело в том, что рядом с ними он не знает, как себя вести.
*Не знаю, есть ли в Новом мире старые сериалы, но живи он в наше время, ему бы понравился «Да, премьер министр» (там шутки его уровня, хах).
*К слову внешность его я искала тридцать минут, пока случайно не наткнулась на этот кадр из «Твин пикса». Я не хотела его брать, но уже так устала бороздить пинтерест, что забила на все свои пожелания и вставила его.
*Крепись, сынок, живи ты в двадцать первом веке был бы тем самым скрытым фанатом Аббы и Дэвида Боуи, по которому и не скажешь, что он фанат Аббы и Дэвида Боуи...
Приглашения: ---
Пожелания: вроде нет.
Вопросы: я вполне поняла, что значит «какой по счету носитель элемента». То есть сколько именно было людей с этим элементом, и какой он по счету из них?
//Принято. Вы всё верно поняли по поводу номера, здесь никаких проблем.
Имя, фамилия:
Гарольд «Гарри» Бьюкенен (Harold «Harry» Buchanan).
Возраст:
29 лет.
Род занятий:
Учёный, исследующий аномальных людей.
Характер:
(If everything could ever feel this real forever)
Он знает лишь одно: бояться за себя не стоит, а вот за них — всегда.
Его существование насквозь пропитано страхом: за себя, за мать, за аномальных людей. За свою жизнь. За свою работу. Он весь сплетён из тонкий ниток вечных, не отпускающих его страхов — Гарри Бьюкенен это сплошной комок нервов, ненависти к себе и боязни потерпеть крушение во время удачного плавания.
Он умён, заботлив и прозаичен. Идеальный набор качеств у не идеального мужчины: идеальный набор качеств у человека с извечным желанием быть понятым и любимым. Бьюкенен в простоте своей забывает, что он как и все, чего-то достоин.
Гарольд параноик, который верит гороскопам и не пользуется серебряными ложками и вилками, боясь обжечься. Он вообще боль не любит, зная, что не сможет долго её вытерпеть. Физическая боль терпима, а вот душевная — никогда. Гарри ломается под мнением общественности, под чужими взглядами и пожеланиями — он постепенно падает в пропасть людских желаний и необъятной ненависти.
Но он любит людей: ему нравится Жан-Клод, потому что тот относится к нему с такой нежной осторожностью, что сердце начинает болеть, ему нравится Тереза, потому что она понимает его. Ему нравятся аномальные, потому что их трагичность так знакома ему, совсем обычному человеку.
Внешность:
Отношение к носителям аномалий:
Положительное. Немного побаивается аномальных с весьма опасными элементами, но с лёгкостью привыкает и к ним тоже. Разделяет с Жан-клодом желание найти способ им помочь.
Биография:
Гарольд Бьюкенен родился в семье нормальных — он родился в самом прогнившем обществе, там, где место было его матери, но не было места для его отца.
Всё начиналось довольно просто: у него была красивая мать — певица, артистка любимица публики и светлый, но ужасно слабый в физическом плане отец. Эта слабость мешала его отцу — его папе (боже, как же сильно Гарри его любил) — жить, а матери: процветать. Ведь её любили, она была желанна, но на её хрупкие женские плечи давил груз в образе маленького сына и больного мужа. Но тогда она ещё готова была остаться с ними: она была холодна, но она была рядом, и так сильно любивший её отец делал всё, что было в его силах, чтобы она осталась с ними на дольше.
Его отец (папа, прекрасный папа) в те времена ещё мог работать: деньги его матери уходили на вещи, что для неё казались важнее. Деньги отца (и вскоре и его заработок) уходили на еду и школу: он помнил, слишком хорошо помнил, как измученный после работы папа приходил домой, и целуя его в лоб, принимал дешёвые обезболивающие и перевязывал ноющие от боли ноги бинтом. По-другому он не умел.
А потом, однажды ночью, его мать ушла. Гарольду было тринадцать, и он уже знал, что она больше не придёт, когда подавленный отец рассказывал что мама (н-и-к-о-г-д-а) уехала далеко, чтобы снятся в новом фильме — Гарри тогда взял отцовские руки в свои и долго слушал, как чужие слёзы разбивались о каменную плитку. Он ненавидел её больше, чем себя.
После этого его отец постепенно начал угасать: увядшая надежда на чудо погубила его — в последние годы своей жизни он страдал больше, чем когда-либо прежде. Джеймс Бьюкенен никогда не переставал винить себя в быстром взросление своего маленького мальчика: тот работал почти столько же, как и он перед уходом своей жены, пока его отец умирал, зарабатывая лишь на редких интервью и на продаже антиквариата со времён его покойных родителей. Ему становилось хуже.
Его отец умер, едва Гарри исполнилось девятнадцать. Он умер тогда, когда по телевизору показывали парад фильмов с участием его матери — он ненавидел её также сильно, как любил своего папу.
Тогда, забрав все вещи из их старой квартиры, он снял комнату в центре: устроившись сразу и библиотекарем и официантом в довольно популярном местном ресторанчике, за несколько лет он успел накопить достаточно денег, чтобы поступить. Гарри был плох в истории, но он отлично справлялся с биологией и формулами.
Он ненавидел её, но упорно двигался вперёд.
Дополнительные сведения:
1. Ненавидит фильмы и концерты, показываемые по телевизору.
2. Не знает, что так погубило здоровье его отца.
3. Любитель автомобилей и подводных лодок (его отец неплохо в них разбирался).
4. «Папа» & «Мать».
5. Не любит нежные обращения в плане «сынок», «милый» и т.д.
6. Песня ассоциация — Земфира – ПММЛ.
7. На фотографии — молодой Роберт Дауни Младший.
// @alskdjfgz
Каприс попыталась поднять руку, забыв о невозможности этого действия. Металлические клещи зазвенели, а девушка зашипела от боли. Хотелось пить, сухое горло вызывало позывы слабого кашля. Она поморщилась.
Время, итак не существовавшее в понятия этого существа, теперь расползалось абстрактными линиями. Она думала о брате. О том, что он сейчас, наверное, лежал на старом бордовом диване, поджав под себя ноги, бездумно уставившись в голую стену. О том, что его пальцы, наверное, мелко дрожали. Лицо было бледно-восковой маской, пытавшейся не плакать.
Она отвернула голову. За стеклом все так же стоял мужчина.
- Я не люблю котов. Я не хочу, чтобы ко мне прикасались, - теперь ее голос звенел разбитым хрусталем, - Вы не слышите меня.
Губы задрожали, скулы побледнели и разум разрыдался. А затем все утихло ровным дыханием. Она осторожно подвигала пальцами, представляя, что трогает что-то шершавое и холодное. Теперь она не видела никого и не слышала ничего. Мир сжался в одну маленькую точку. Она закрыла глаза, провалившись в темноту.
***
Черные волосы играючи разбрасывал ветер. Она помахала рукой очередному знакомому, вежливо улыбнувшись.
- Ивонн! Ивонн!
За ней бежал мужчины, пытаясь ее остановить. Она засмеялась, бросив на него последний взгляд. «Не сейчас».
Хлопнув дверью машина, Ивонн Атталь вставила ключ зажигания и легко нажала педаль газа.
Этот день был ветреным и ей это нравилось. Постукивая пальцами по черному рулю, она смотрела в зеркало заднего вида. За ней стояла вереница машин, ожидая, когда светофор загорится зеленым. Как долго.
Бросив в машине зонт, который она взяла с собой на случай дождя, женщина вышла из машины. Здание лаборатории выглядело ужасным чудовищем. Окна казались беззубым ртом, застывшем в безмолвном крике.
Атталь посмотрела на наручные часы, задумчиво поправляя прическу. Ей ужасно шло это белое пальто.
Она быстро поднималась по слабо освещенной лестнице. Рука непроизвольно потянулась в карман, пытаясь достать привычное успокоение. Но, словно обожженная, резко отдернулась. Нет, Ивонн, ты обещала самой себе.
Длинный коридор растягивался, не желая заканчиваться. Атталь бодро шагая, повернула в один из проходов. Мимо бегали ученые, тихо переговариваясь между собой или угрюмо уставившись под ноги. Ивонн остановилась.
Несколько человек, стоявшие у бледной стены небольшой рекреации, шуршали бумагами. Чуть поодаль, скрестив руки на груди и тревожно смотря вперед, стоял ученый. Атталь подошла к стеклу, за которым пряталось большое помещение. Она равнодушно провела взглядом по предметам, одушевленным и не очень, находящимся в палате.
- Гарри, тебе нужны были бумаги? Я буду в лаборантской.
Существо, лежавшее на койке за стеклом, шевельнулось. Ивонн внимательно посмотрела на худенькое личико умирающей девочки. Радиоактивная?
Взгляд неосознанно остановился на объекте. Ей надо было идти. Атталь медленнее обычного прошла вдоль палаты. Прямо по коридору и налево. Ничего не изменилось. Хотя прошло уже восемь лет.
Ивонн дернула стершуюся металлическую ручку. Дверь слабо заскрипела. В помещении сидела молодая девушка, держа руками теплую чашку и всматривалась в белые листы.
- Доброе утро, Катарин.
Ученая немного вздрогнула, рассеяно взглянув на женщину.
- Здравствуйте, Ивонн.
Этот кабинет был рассчитан на нескольких человек, но в процессе пользования, был занят только Атталь. Остальные же ученые приходили в него, для того чтобы попить кофе или проверить документацию.
Пододвинув стул, женщина села за длинный стол, усеянный бумагами. Ивонн потянулась за стопкой, стоящей справа и недовольно поморщилась. Восемь лет одно и то же.
— А ты? Ты слышишь меня? — он всё смотрел и смотрел на неё, пытаясь понять, откуда появилась внезапная злость. Ты же всегда спокоен, Жан-Клод. Ты же лучший в своём деле, так ведь? Та-а-ак ведь. Так почему ты злишься, Жан-Клод? По-че-му ты так ЗОЛ?
У него болела голова — почему? — и единственное чего он сейчас хотел, это оказаться (в объятиях матери) в своей крохотной комнатке в общежитие. Хотя нет, он соврал: он был бы не прочь сейчас подымить**. Он был бы не против забыться.
Почему ты так зол? Почему? ПОЧЕМУ?
Ему было далеко не двадцать, и даже не тридцать — ему было под сорок, и всё о чём он мечтал зависело от девочки которая попала сюда по собственной глупости. Всё — абсолютно всё — всегда зависело от кого-то другого потому что дурашка Жан-Кло-о́-од никак не мог ухватится за поводья и направить жизнь, события, всё в нужное направление.
Он встал, и отвернувшись от неё (почемупочемупочемутызол), поправил белый халат (как стереотипно, не так ли, Мисье-е-е Делакррруа?).
— Я попрошу принести тебе поесть. Предложение о котёнке всё ещё в силе, — он намеревался уйти.
Каприс медленно-медленно раскрыла глаза. Ее тихий взгляд карих глаз немигающе смотрел в неизвестную даль, уплывающую за пределы этого выбеленного потолка.
- Я не стану есть.
Она повернула голову, чтобы посмотреть на ученого. Он не казался спокойным. Это отозвалось бесцветным удивлением в голове девочки. Сейчас… чего она хотела?
Казалось, эта жизнь уже не держала ее ничем и никем. Все, за что она хоть раз пыталась зацепиться своими тоненькими ручками, разбивалось у ее ног. Отражение других людей появлялось туманными фигурами в искусственном зеркале. То, что шевелилось где-то внутри, было слишком сложным, ломаным. Эмоции менялись быстро, она не успевала сдерживать и понимать.
- Если человек умрет здесь, никто о нем не вспомнит, - вдруг сказала Каприс, растягивая гласные, - Никому не станет жаль, ничей день не омрачится смертью. Это будет утилизацией вторичного материала.
Она зашлась в приступе сухого кашля. Безликие слезы кольнули глаза.
- А вы, что вы терпите? Зачем?
Широко раскрытые глаза смотрели на мужчину (с надеждой?), пряча в глубине неизвестность. Она тяжело задышала. Воздуха стало не хватать.
- Вы относитесь к нам, как к животным, - тело горело, а руки немели, - А мы ведь и впрямь, - она засмеялась, - Как собаки. Все понимаем и молчим.
Сознание медленно покидало ее, угасая и плача. Она хватала ртом сухой воздух, пытаясь смотреть на стены и видеть их. Но они забавно сужались: все меньше, меньше, меньше, а она падала все вниз, и вниз, вниз…
Как к животным. Разве не ко всем в этом мире относились как к животным? Разве не все они были лабораторными крысами, чьими жизнями управляли за пределами клетки? Неужели он один это видел? Неужели в чужом круговороте сознания ни на секунду не проскользнула мысль о том, что даже они, люди «первого» класса были всего лишь пешками в чьей-то жестокой игре?
— Как лирично. А ты знаешь, что ты не первая, которая задаёт мне этот вопрос? — отвернувшись от неё говорить стало легче, — Я не знаю, что с тобой делали там, откуда тебя сюда привезли, но я могу с уверенностью сказать что тебе повезло, что тебя не оставили умирать на улице, а доставили к нам.
Она молчала.
— Ладно, оставим эту тему, — он вновь взглянул на неё, и увидел, как по её худому лицу снова текли слёзы. Жан-Клод рвано выдохнул, — Тот мальчик, который был с тобой дома, твой брат, верно? Он хочет приехать и навестить тебя, ты же не возражаешь?
И в ответ опять молчание.
Присмотревшись к ней, он вдруг понял: она теряла сознание.
Гюла сидел в маленьком коридорчике, заламывая руки и напряженно смотря по сторонам. Тусклые лампы тихо трещали, пытаясь осветить длинное помещение.
Юноша встал. Сделал несколько бодрых шагов, развернулся. Где-то хлопнула дверь. Навстречу шла девушка в медицинском халате.
- Следуйте за мной, - сказал высокий, почти детский голос.
Они быстро шли витиеватыми коридорами. Лестница. Поворот. Коридор. Лестница.
- Дальше по коридору до конца.
Окончание фразы летело слабым эхом, потому что Гюла уже бежал. Ему было страшно и чертовски стыдно. Он чувствовал горькое чувство вины, обжигающее легкие. Он ее предал. Оставил одну. Предал.
Коридор закончился небольшим помещением, в котором стояли несколько людей. Двое у стены и один у стеклянного «окна». Сердце забилось быстрее. Там лежала она.
За стеклом, на железной койке лежала Каприс Сабо. Единственный близкий и дорогой ему человек, хрупкий сосуд, который всегда трепетно оберегался им теперь безвольно, словно труп, лежал в бледном помещении. Она была одна. Он ее предал.
Гюла осторожно прошел вперед. Его меловое лицо было похоже на восковую маску. Он хотел подойти к ученому, но шел все медленнее и медленнее. Мужчина, стоящий впереди, напряженно смотрел за тем, что происходило внутри. Кажется, ему было страшно.
Он обернулся. Было неуютно. Что с ней? Как? Почему? Он не знал кому задать эти вопросы, он боялся услышать на них ответы. В его голове рваными картинками всплывали слабое, тонкое словно сухоцвет, тело своей сестры, лежавшее на кухонном полу. Стакан воды, стоявший рядом. Он помнил как звал ее, пытаясь оправдать то, что встало перед ним удушающей правдой. Он помнил свой ужас. И трясущиеся пальцы, набирающие нужный номер.
Он помнил, как ее забрали и увезли, он помнил, как боялся зайти в квартиру. Ему было страшно, он понимал, что не сумел сберечь ее. Но он должен делать это. Всегда. И вот сейчас…
Гюла Сабо был готов ждать здесь денно и нощно. Обойти всех ученых и сотрудников. Он должен был попасть к ней, ему это было необходимо, как воздух.
Юноша подошел к мужчине. Он казался ему единственным человеком, способным помочь. Гюла видел в нем чуть ли не праведника, стоявшего у прозрачного стекла, чтобы следить за состоянием его «несчастной» сестры. Только вот, он не понимал, за кого ученый беспокоился на самом деле.
Его голос звучал слишком ровно, он пытался унять дрожь:
- Простите, меня зовут Гюла Сабо, я брат, - он запнулся, - Родственник этой девушки. Скажите, как мне попасть к ней?
Его пальцы нервно теребили протертые джинсы. Он с волнением смотрел на ученого, пытаясь понять кем работает этот человек и какое имеет отношение к Каприс, как к пациенту. Что он сможет узнать от него.
- Кто следит за ее состоянием? - он резко обернулся к стеклу. «Дурак, это и так понятно. Тот, кто в палате».
Неосознанно ему стало стыдно перед ученым.
- П-простите, мне просто нужно попасть к ней, - он посмотрел на тело, лежащее на койке, - Пожалуйста.
Потели ладошки. Гюла боялся, что опоздает, снова оставит ее одну и она вновь ускользнет, разобьется, потерявшись.
Гарри было нехорошо: Жан-Клода явно что-то злило, а девочка то и дело смотрела на него так, будто готова была разодрать их обоих на кусочки.
Гарри было нехорошо и до мурашек стыдно за собственный глупый страх — Делакруа был профессионалом в своём деле, он не желал ей зла и не боялся её поведения. Тогда в чём смысл был переживать? Всё же было прекрасно, всё было под контролем! Плюс, они с Жан-клодом разнились характерами настолько, же иногда он не понимал как у них получалось хорошо работать вместе. Его босс (друг) справиться.
Он вздрогнул, когда к нему обратились: говорить с кем-то не хотелось от слова совсем, но игнорировать вовремя прибывшего гостя он не мог — мальчик был им нужен.
— Я понимаю. Сейчас она снова без сознания, но мой дорогой коллега говорит, что ваше присутствие когда она очнётся сможет её успокоить, — Гарольд помахал рукой в сторону стекла, — мы можем впустить вас с условием, что вы будете чётко следовать указаниям.
Юноша слушал, напряженно смотря через стекло на светящуюся белизной палату. «Когда очнется» - било набатом в голове.
- Она ведь очнется? - наивно спросил он, заглядывая в глаза мужчины нагим взглядом.
Кто-то стучался маленьким молоточком в его сердечко, не отпуская чувства всеобъемлющей тревоги. Длинные лампы быстро мигали, или это казалось ему, или это он слишком часто моргал. Гюла еще раз посмотрел на бледную койку. Казалось, кожа девушки сливалась с белесой простынью. Она выглядела меловой статуей. Стоит лишь притронуться, и это личико рассыпется мелкой пылью.
Он посмотрел под ноги, пытаясь найти там последние остатки уверенности. Кажется, эта тоненькая девчушка исчерпала все его спокойствие. А может растоптала, может порвала. Он сосредоточенно искал что-то на белом кафеле. Бедный мальчик, он просто боялся смотреть на то, что лежало за стеклом.
- Я буду делать все, что Вы скажете, - нарочито спокойно сказал юноша, подняв голову.
- Что от меня требуется в данный момент?
Гюла, неожиданно для самого себя, вдруг громко чихнул. Сотрудники, стоявшие у стены, обратили свои подслеповатые взгляды на нескладного юношу. Он сконфужено извинился, а потом. Чихнул еще раз. И еще. Запах парфюма ученого, стоявшего рядом с ним, неприятно зудел в носу. Гюла виновато посмотрел на мужчину, утопая в слезах. Юноша немного отошел от потенциального источника яркого запаха и выдавил из себя:
- Простите, - он быстро втянул ртом воздух.
А за прозрачным стеклом что-то неуверенно дернулось. Что-то осторожно вздохнуло и обрело неясную форму. Восковая статуя дернула бледным пальчиком, а затем быстро заморгали ее веки. Каприс ничего не слышала. Это было странное ощущение: она понимала где находится, видела сквозь занавес закрытых глаз предметы, но ни один звук не проникал в ее фарфоровую голову. Забавно. Она попыталась что-то сказать, но губы застыли в неестественной улыбке.
Медленно, издалека мир начал заполняться ощущениями. Сначала она почувствовала резкий кислый запах своего тела. Затем слегка приоткрыла глаза. Вместе с неясными очертаниями к ней вернулся и слух. Выходить «наружу» было неприятно и холодно. Она сощурилась и вновь закрыла глаза.
Цитата: 🌕Хлорид аммония|I am nobody, I am not your 🌕 от 26.03.2023, 22:33Цитата: Diyana_Coates от 26.03.2023, 20:45Цитата: 🌕Хлорид аммония|I am nobody, I am not your 🌕 от 26.03.2023, 19:42Шварц негромко усмехнулась, на этот раз абсолютно искренне. Она уже решила, что ответит на ранее заданный вопрос, после того, как найдёт ответ на новый. В конце концов, нет смысла скрывать, если им не суждено построить хорошие отношения, значит не суждено.
- Ладно, попробую. Может, торий или уран? Хотя нет, вряд ли... Я не знаю возраста Вселенной, но, думаю, он больше, чем период полураспада самых долгоживущих изотопов этих элементов... Кюрий? Плутоний? Висмут, возможно? - с интересом посмотрела на неё девушка. В школе Эрна училась не особо хорошо, даже если информация была и важной, она редко слушала, и с трудом вспомнила наиболее подходящие из возможных вариантов.
Ветер вновь перевернул несколько страниц, и на землю упала фотография, лежавшая между ними. Но Эрна была увлечена разговором и не заметила этого. Уголок снимка был мятым и слегка загибался, скрывая половину лица девушки, стоявшей рядом с черноволосой.
— Ты угадала, висмут. Мне кажется, что твой элемент один из самых редких. Скажем, астат или калифорний. Склоняюсь к калифорнию.
Джин подняла фотографию и протянула собеседнице — У тебя выпало. — Браун искренне не понимала людей, которые всё ещё хранят бумажные фотографии. Зачем? Да и ежедневники перестали вести в году так 2030. Но девушка решила промолчать, вспомнив, как первый раз в жизни взяла в руки технику. Она волновалась, поэтому неконтролируемо испортила её. Всего лишь смяла пару микросхем! После ей, как аномальной, долго это припоминали.
Эта ненависть к презрению...
- На самом деле астат. Я его третья носительница со времён катастрофы. - кивнула Эрна и размотала тонкий полупрозрачный платок, оставив его свободно свисать.
Девушка взглянула на фотографию в руках Джин, и в глазах Шварц на миг отразилась боль, смешанная со страхом.
- Спасибо. - сухо произнесла черноволосая, осторожно сжимая в руке потрëпанное фото трёхлетней давности. Да, сейчас все предпочитали хранить их в телефоне, но Эрна так хотела оставить на память что-то более реальное, материальное. В это мгновение она забыла, что сидит не у себя в комнате в полном одиночестве, а на улице и рядом с кем-то другим. Девушка медленно провела тонким пальцем по поверхности, отогнув уголок, и улыбнулась. Едва заметно, своей настоящей, без тени фальши, улыбкой. Так она улыбалась раньше. Такой она осталась в памяти той, которая смотрела на неё с цветной бумаги широко раскрытыми светлыми глазами. Шварц бережно вложила фотографию обратно в записную книжку, закрывая её, и крепче сжимая и так мятую обложку.
- Наверное, не так уж плохо быть носителем элемента с таким длинным периодом полураспада... По крайней мере, тебе отведено больше, чем многим из нас. - задумчиво проговорила Эрна, поднимая глаза к тусклому небу. Ей осталось не так уж много, хотя порой эти годы представлялись девушке вечностью.
- Извини, если я лезу не в своё дело. Просто в моём окружении в основном были те, кому отведëн весьма малый срок. Мне интересно, как ощущается осознание того, что впереди относительно долгая жизнь. - поспешила добавить черноволосая, испугавшись, что фраза могла быть слишком грубой.