→︎ so many different people to be !
// @zakka
// прости за задержку 🙏
Он схватил первую же вешалку, что попалась под руку — прохладная ткань, которой касались лишь пальцами, которая ни разу не соприкасалась с чьими-то телом, была ему совсем неинтересна.
Раздеваться где-то, где в любой момент кто-то мог к нему ворваться был некомфортно: думалось, чувствовалось, будто через толстую шторку кто-то напрасно пытался разглядеть его посиневшее, побитое тело. Казалось, будто в миг, когда Орфей снимет с себя испорченные вещи, некто невидимый проведёт по его голым лопаткам потной ладонью, дотронется сухими, влажными губами выпирающих позвонков. Оставит след какой-то излишне сладкой помадой на плече — красной, тёмной, неприятной. И посмеётся, хрипло, злобно — звук, грудной, ударить его по ушным перепонкам пугающими вибрациями.
Он покачал головой.
Ошмётки полетели на пол, падая на кафельную плитку совсем бесшумно — Орфей поднял глаза, рассматривая своё пугающее отражение в длинном, чистом зеркале. Он не нравился себе: собственная красота была ему непонятна, была ему незнакома — его руки, длинные, угловатые, костлявые, напоминали покрытые застывшим на веки льдом, ветки. Его грудная клетка, обезображенная, нравилась тем, с которыми он проводил ночи — для них шрам был чем-то воинственным, чем-то мистическим. Для него же она (грудная клетка) была столь уродлива, столь отвратительна, что хотелось, в своих самых извращённых фантазиях, навечно прикрыть чем-нибудь место на сердцем. А Орфеево лико, обрамленное светлыми, лёгкими кудрями было грозным и мальчишеским: скулы, покрытые цепочкой гематом, глаза, грустные, синие и рот, плотно сжатый, почти серый были не слишком привлекательны по мнению юноши — совсем не для поцелуев были созданы его губы, совсем не для влюблённых взглядов были созданы его очи.
Отодвинув ногой испорченные брюки, он дотронулся подушечками пальцев до своих израненных коленок, размазывая густую красную смесь по лопнувшей коже — боли не было совсем, лишь еле заметное покалывание ощущалось где-то глубоко в костях.
Юноша поморщился.
Вытерев руки об собственные ноги, он не глядя стянул новые одеяния с вешалки — она (вешалка) ударилась об стенку, и сильно раскачавшись с грохотом упала. Снаружи кто-то обеспокоено спросил, всё ли у него хорошо: Орфей ответил, что всё в полном порядке — больше голос ничего не говорил, и он вновь оказался в другом измерении, в котором, казалось, были только он и роскошь, что была ему не по карману.
Приторный свет бледно-розовых ламп тускло освещал небольшое помещение. Бордовые шторы плотно закрывали немытые окна. В комнате были двое: у маленького туалетного столика, кажущегося кукольным, сидела высокая темноволосая девушка, рядом с ней стояла пухленькая рыжая красотка, наматывающая свой медный локон на пальчик, украшенный массивным кольцом. Было настолько душно, что воздух казался осязаемым.
- Тебе не надоело петь для этих крокодилов? - хрипловатым голосом спросила рыжая. Ее тембр, темный и плотный, заполнял все пространство.
Дуки, зачесывая черные пряди, равнодушно ответила:
- Нет.
Тонкие пальцы осторожно поправили прическу. Затем бледное платье, отливающее искусственными драгоценностями. Еще раз оценивающе посмотрев на себя в зеркало, Дуки встала со стула. Нахмурив бровки, она пошарила по столику в поиске духов. Голубоватый флакончик пах жасмином и немного цитрусовыми.
Закончив нехитрый туалет девушка сладко потянулась, а потом подошла к подруге, весело чмокнув ее в щеку.
- Прости, милая, мне пора петь для крокодилов.
Ресторан «Альпийская Роза» имел славу единственного более приличного и дорого ресторана, имевшегося в городе. Его публика состояла из обыкновенных провинциальных жителей, не отличающихся высокими потребностями в качестве еды и развлечений. Впрочем, второго здесь было в достатке. В заведении имелось несколько недурных певиц и хороший тапер. Для отдельных посетителей в пристройке здания располагался сотрудничающий с рестораном лупанар. Но это был, скорее, вынужденный способ проведения досуга, рассчитанный лишь на определенных лиц и имевший категорически денежный интерес для владельца заведения. Работавшая здесь Дуки выступала чаще остальных. Она не была роковой красоткой, как многие, из певиц, но ее мягкий бархатный голос и редкий профиль нравились публике «крокодилов».
Звонко цокая каблучками по серому кафелю, Дуки шла к залу ресторана. Где-то над ней прозвенел визгливый смех, а потом грубый мужской голос пробасил что-то невнятное. За годы пребывания в этой дыре (что было, в общем-то для нее странным) девушка научилась различать эти голоса, знала в какое время их можно было услышать. Главное, не оказаться в одной из комнат наверху.
Приглушенный свет люстр смягчал четкие линии предметов, вырисовывая плавные тени на бежевых стенах ресторанного зала. Небольшая сцена, которая больше походила на дощатое возвышение, была украшена двумя громоздкими вазами с живыми цветами, и стоявшим чуть поодаль черным фортепиано. Уже сидевший за инструментом концертмейстер (слишком громкое для него слово) нервно раскладывал ноты. Дуки гордо и неспешно вышла на сцену. Ее платье слабо сверкало в тусклом свете, а черные волосы оттеняли белоснежную кожу. Немного склонив голову набок, она спокойно обвела публику горящим взглядом. Даже не сделав легкого намека на кивок своему пианисту, она набрала воздух в легкие и запела. Тихий, только зарождающийся в пространстве звук, плавно вылился в заунывный романс. Бедный концертмейстер неумело подхватил певицу, после чего музыка зазвучала гармонично и стройно. Это была песня о влюбленной пастушке, зовущей на закате милого пастушка. Еще не дозвучал аккомпанемент, как Дуки защелкала пальцами, задавая новый темп. Следующая композиция отличалась богатством мелодий, с незначительными джазовыми вставками. Прикрыв глаза, девушка начала как бы напевать мелодию, подхватываемую затем фортепиано.
Дождавшись первых оваций, грубо прервавших доигрываемую партию инструмента, Дуки легким наклонам головы, выразила благодарность публике, после чего спустилась со сцены в небольшой коридорчик. Вечер не был закончен, но она никогда не исполняла все произведения подряд. В темном пространстве ей открывался вид на пришедших посетителей. Все лица казались замыленными, от того, что были ей слишком хорошо знакомы. Но за одним из двухместных столиков сидела интересная на вид девушка. Интересная тем, что Дуки ее ни разу здесь не видела.
Из темноты коридора к ней вышел мужчина средних лет. Дуки обернулась, ласково ему улыбнувшись.
- Месье Польски, у нас новые лица?
Хозяин ресторана бесцветно посмотрел на нее.
- Сегодня?
Певица указала взглядом на одиноко сидящую девушку.
- В этом городе, в этом ресторане новизна особо заметна.
Мужчина, сощурив свои близорукие глаза, посмотрел куда указывала Дуки.
- Думаю, проездом.
Потеряв интерес к незнакомке, он снова обратился к певице:
- Публика требует хлеба и зрелищ.
С этими словами он прошел в зал, вежливо приветствуя обращавших на него внимание гостей. Дуки же после исполнила еще три композиции, а затем вышла во внутренний двор, «для успокоения мыслей».
Учтиво разлив по кружкам чай, Элен прошла за стол, принимаясь рассматривать эскизы, принесённые её работниками. Она сужала глаза, будто хотела отдалить от себя работу и посмотреть на неё издалека — это поистине удивительный метод, который иногда не только позволяет взглянуть по-другому, но и улучшить рисунок, сделать более красивым и понятным. Непонравившиеся работы она сминала и отодвигала от себя. Один из подобных «комков» взял отвлёкшийся от газеты Вий, придирчиво, будто много понимает, развернул. Француженка, возможно, догадавшись, к чему всё это идёт, поставила рядом с румыном пепельницу и, приподняв бровь, стала внимательно наблюдать — казалось, она делает ставки или заключает пари с невидимым существом.
Вооружившись зажигалкой, Бойко дал огоньку прикоснуться к кончику бумаги. Он быстро охватывал бумажку, она сгибалась и отбрасывала причудливые тени, где-то неожиданно потухал, что парень исправлял очередным поджогом, держа горящую бумажку: он не сразу почувствовал, что маленькие язычки лижет его пальцы, возможно, и стерпел бы, но догадливо и быстро отбросил в пепельницу догорающий эскиз, с улыбкой глядя на Элен.
—Ты не меняешься,— она цокнула языком,— а если бы я поняла, что всё же в той работе были задатки чего-то большего? Не подумал?
—Огонь не оставляет права передумать. Стоит примириться и работать дальше, взяв новый чистый листок. Сложно исправить то, что уже в завершенном виде,— Бойко невозмутимо скрестил взгляды с женщиной — своеобразная схватка и проигравший должен молча выслушать победителя, либо, если он окажется в расположении духа и замолчит, стоит погрузиться в размышления над ранее сделанным комментарием. Закатив глаза, хозяйка их отвела, над чем румын стал смеяться и видя это, проигравшая тоже засмеялась. —Я знаком с тобой не первый день, Элен. И взгляни,— Вий взглядом указал на пепельницу,— это успокаивает,— парень вновь погрузился в поиски дельных новостей.
Когда раздался какой-то грохот за ширмой, от чего Сальвий настороженно подскочил, за ним встала хозяйка и, перегнувшими через стол, она остановила парня, придержав за плечо, осведомилась об Орфее, чтобы многозначительно посмотреть на румына и они одновременно опустились на прежние места.
Журналист устало прикрыл рукой глаза, вспоминая, как сестра частенько играючи так делала, меняла голос и интересовалась, кто же стоит за спиной Вия. Память отчётливо нарисовала образ девушки, точнее предсмертное фото, которое отец хранил в своём кабинете: после того, как сын отправился на учёбу, он ни разу не виделся с Веорикой, поэтому мог лишь предполагать, как она выглядела, когда взрослела.
Гены распорядились так, что Веорике, о чём она часто грустила, достались карие отцовские глаза, в то время как Сальвию мамины. Для мимо проходящих людей это непримечательный голубой — цвет неба, моря — не поэтично и грустно, кого-то и вовсе он отталкивает, считая, что от обладателей таких глаз веет холодом.
Ольга терпеть не могла провинцию.
Громкие выхлопы машин, душный, спертый воздух натоптанных улиц, огромные толпы людей, спешащих куда-то. Все это успокаивало, давало понять, что жизнь течет. Что даже после смерти ничего не остановилось, что все осталось как есть.
Однако тихие улочки мирных маленьких городочков, в которых все друг друга знают, в которых каждый при встрече здоровается с соседом, пусть и неохотно, в котором от силы небольшой сельский театр, в котором танцовщицы в убогих нарядах танцуют под дешевое фортепиано, все это ей было ненавистно. Она страдала от скуки в обществе обывателей и глупцов, которых здесь было более всего, она не могла найти себе компании, изнывая от тоски.
Поэтому она очень расстроилась, когда их машина вышла из строя.
— Черт подери! — Возможно, она хотела выразиться грубее, но ей необходимо было поддерживать образ богемной красотки. — И что делать?
— Мы уже отвезли машину в мастерскую, — сказал блестящий от пота Альфред — ее немецкий водитель с жуткими усами. — Пока что только ждать.
Он снова не договорил ее фамилию до конца, но Ольга была слишком взбешенной, чтобы обратить внимание на подобную мелочь.
— И сколько это займет?
— Думаю, завтра тронемся снова, — жизнерадостно сказал Альфред. — Сегодня уже поздно, можно переночевать в этом чудном городке!
Ольга просверлила его горьким взглядом.
— Думаю, следует найти ночлег, — продолжил Альфред неуверенно. — Здесь гостиница неподалеку, может...
— Умираю с голоду, — перебила его Ольга. — И я не собираюсь ночевать в Богом забытом захолустье.
— Выбора нет, фрау Минаков, — осторожно заметил Альфред. — Но здесь же рядом ресторан. "Альпийская роза" — или что-то вроде. Кажется, в этом городе он самый лучший...
Ольга фыркнула.
— Боюсь, мне нужно остаться здесь, — неловко заметил Альфред. — Мне нужно проследить за состоянием машины, и...
— То есть ты оставишь меня... одну? — Ольга казалась удивленной.
— Боюсь, выбора иного нет... — Альфред смутился. — Впрочем, что может случиться, верно?
Ольга могла бы назвать ему десять ситуаций, которые могли бы случиться, но она не стала. В конце концов, бедняга и впрямь не виноват, что машина заглохла. Ей следовало взять и Анну — служанку, — но та осталась в городе. Эта поездка должна была продлиться не более дня, чего же она могла ждать?
Так что выбора у нее и впрямь не было. Одарив своего горе-водителя печальным взглядом, она пошла по мощенной дорожке, спотыкаясь и ругаясь про себя.
Ресторан и впрямь был лучшим в городе, вот только она едва ли могла назвать его хорошим в принципе. Неплохое заведение, пара певичек и теплая кухня... таких было много по всей стране. Трактиры и пабы, наполненные пьяницами и мужланами не привлекали ее, так что, скрепя сердце, она вошла, поправляя дорогое платье на себе. Выпрямив спину и гордо одаривая всех измученным взглядом.
Ей не пришлось называть свое имя, ее узнали. Благо, хоть у кого-то в этой глухомани есть вкус. И предложили сесть за свободный столик, причем весьма одинокий столик. Ольга изнывала от унижения, но не видела иного выхода.
— Воды, — сказала она сухо, когда к ней подошли. — Пока что.
Денег с собой было достаточно на полноценный обед, но желание есть со входом в ресторан куда-то пропало. Она лишь неохотно посматривала на сцену, наблюдая за певицами.
Из открытого окна кухни доносился звон посуды, потевшей свежими каплями на расстеленных полотенцах. Дуки бессмысленным взглядом обвела закоптившийся грязью и облезлой краской стен двор. Хотелось пить.
Бездомные кошки жались скелетообразными телесами к нагретому бетону, бездонное небо падало послеполуденным зноем. И в этом, казалось, лишенном смысла и красоты пейзаже, пробивалась жизнь и правда, вперемешку с грязью.
Бросив обугленную полоску яда, Дуки смазанным движением открыла дверь, ведущую в уже знакомый коридор с серым кафелем. Однообразные глухие стены тянулись вереницею жирных пятен, оставленных обитателями этажа выше. Дуки быстро шагала в сторону жужжащего хора голосов и сдержанного звона приборов.
Все эти движения, невнятные и странноватые, начали приедаться ее телу. Медленно, но непрестанно однообразие убивало ее, капая в самое темечко день за днем. Впрочем, ей нравилась непосредственность и легкость этого захолустья. Здесь все либо слишком тупые, либо слишком удрученные, чтобы задаваться вопросами нравственности и морали. Данные понятия просто не влезали в общественную мысль. И в общем-то, натуру ее испортившегося и опустившегося характера это устраивало.
Кто-то ушел, оставив после себя целое ничего, кто-то остался, растрачивая не столь уж и большое наполнение своих потертых кошельков. Дуки устало и вальяжно, снова вышла на середину «сцены». Некоторые лица уже приобрели отвратительную поросячью красноту, и она мысленно поморщилась, смотря на эти уродливые морды. Что ж, она сама согласилась петь для крокодилов, даже делала это с завидной регулярностью. Сказала, значит пой.
Пока длинные пальцы пианиста, шелестели нотными листами, Дуки (искренне не уважая этого человека, что было незаслуженно жестоко) снова запела. Тот романс был вынут из глубин ее памяти, а именно из ушедших в далекое прошлое семейных вечеров. Эта музыка не вписывалась в рамки современности, и не была воспринята публикой, но для тоненькой певицы, напоминающей длинный стебель сухоцвета, возможно, лишь этот романс исполнялся с искренним наслаждением. Пока глаза покалывали соленые льдинки, горло саднило несложной мелодией прошлого времени. Она задохнулась во время цезуры, и концертмейстер вместе с фортепиано продолжили без нее, затем вспомнив о певице, неуклюже остановились, ожидая продолжения произведения, но Дуки обернулась, жестом давая понять пианисту, чтобы тот играл следующее. А следующее было грубым и душным, как недавняя рыжеволосая красотка с пышными губками. Верхние ноты срывались и Дуки раздраженно выплевывала глупые фразы с пустым текстом. А это было нежное лирическое сопрано, забитое глупостью.
Зал негромко захлопал, и девушка, плевав на овации, прошла прямо к одному из столиков. Сидевший за ним и уже упомянутый ранее Александр Польски также равнодушно посмотрел на свою «подругу». Его тотальное спокойствие и холодность к жизни раздражали и вызывали отвращение, во всяком случае, у Дуки. Девушка нетерпеливо села за столик, обратив на себя малочисленные взгляды удивленных.
- Что это было? - спросил он так, будто делал медицинское заключение: «мертв».
Дуки впилась в него сжигающим взглядом. Она, рвано выдохнув, схватила первое, что попалось под руку, и видя, что то была салфетка, раздражено бросила ее на далеко не белоснежную скатерть.
- Я устала. Не хочу петь, поставь на завтра Кэтрин. И на послезавтра тоже.
Польски скучающе положил свое худое лицо на сложенные руки. Дуки, все более раздражавшаяся его поведением, продолжила, подогревая свое недовольство активной жестикуляцией.
- Мне противно смотреть на этих людей, мне противно… смотреть на тебя!
- Эти люди платят деньги - единственное, что должно тебя волновать.
Дуки выгнула тонкие брови в недовольной гримасе и стремительно встав со своего места, направилась к выходу из ресторана. Смотрящий ей вслед Польски думал только о том, что она ушла в платье, которое ей ужасно шло, а еще, в общем-то не являлось предметом ее гардероба, за что ей можно было бы вычесть из зарплаты.
Дуки, выбежав из ресторана, останавливаясь на пустой улице. Тянущиеся призрачными столбами фонари, умоляюще смотрели пустыми глазницами. Кажется, они ожидали ремонта с началом строительства сего заведения. Холодная сырость обнимала пугающим одиночеством, и Дуки виновата обернулась, будто в глубине сумерек, над ней нависало чье-то огромное лицо. Она совсем замедлила шаг, отчего ее шаги удивленно раздавались звонким цоканьем.
Цитата: † цианистый калий † от 15.07.2023, 13:15//все, ульта кончилась((
Марселло крепко сжимал пистолет в руке, напрягшись и сосредоточившись на оружии. Он не мог допустить небрежности в обращении с предметом, что умертвил его. Это казалось ему глупым, но теперь, после того, как он умер, любой выстрел казался ему просто кошмарным звуком. А ведь раньше он с деловитым безразличием спокойно вертел любым орудием смерти в руках, не думая о том, что однажды пострадает от этого же.
Умирать было больно, он знал, что это ждет всех, и все же мысль о том, что сейчас он собирается убить человека, причем так же, как и когда-то убили его, не давала ему покоя уже с того момента, как он сел в машину. В глубине души он пожалел, что вообще ввязался в это. Сейчас наверняка прощение с гостями, все другие организаторы ждут его… он поспешно откинул эту мысль.
Но ты же убиваешь не кого попало, а реального ублюдка, верно? К тому же рядом с тобой красивая девушка, горящая желанием отомстить, почему бы не помочь ей? Святой Лючии это понравится… Верно, только вот легче ему от этого не стало.
Возможно, это его шанс отойти в мир иной…
И он воспользуется им, даже это принесет ему неудобства.
В голову прокралась еще одна мысль, которая, почему-то, не пришла туда раньше: а что будет, если вас застукают? Мертвое тело, два человека, оба с пистолетами… а один из них еще и итальянец. В этой отсталой стране и впрямь полагали, что все итальянцы либо шеф-повара, либо гангстеры, так что это его не слишком радовало. Он имел статус и связи, но даже в высшем обществе на него смотрели с легким подозрением. Иногда так и хотелось крикнуть: «А знаете что? А меня, возможно, грохнула мафия!»
— А, положим, мы его убиваем, — спросил он осторожно, следуя за Фридой, осматривая критически помещение, — а что дальше? Просто смотаться? И… — Он понизил голос. — Что делать с его спутницей, если таковая имеется?
Когда-то и Виргинию застрелили по его вине (или его застрелили по вине Виргинии, что было хуже, он не знал), а она ведь не была ни в чем виновата, кроме того, что была распутной стервой. Одно дело убить старого бастарда, совсем иное — невинного (пусть и не душой) человека.
// как мне стыдно. но дальше будет лучше 😊
— Итак, этаж, за исключением еще двух номеров, пуст, поэтому шанс того, что нас увидят не самый большой. — может это и не прозвучало убедительно, больше как нелепая попытка успокоить, но было правдой. Узнать о этом было просто,как минимум неудобное многим расположение с достаточно взвинченной ценой за ночь; к тому же персонал халатно относился почти ко всем своим обязанностям и, по-хорошему, отель следовало закрыть пару лет назад, но владельцам хватало денег.
— А спутницу мы вырубим. Она же не виновата в том, что он сделал — Фрида вновь прикусила губу, — что с его телом делать..— она осеклась, — оставим тут
Она смотрела на приоткрытую дверь, а чувство, которое должно было преследовать, и делало это, сейчас отступило, и руки больше не дрожали, и никакого даже лёгкого мандража не наблюдалось. Страх развеялся, разошёлся в воздухе, осталось только напряжение, тяжело обволакивающее плечи, руки, заставляющее стиснуть зубы и перехватить пистолет сильнее. Напряжение, которое не давало думать по-другому, не разрешало смотреть на разные стороны, оно говорило придерживаться плана, но что делать, если изначально план был только для неё одной? Об этом она должна была позаботиться в машине, подумать до того, как потащить с собой кого-то в отель, чем она руководствовалась? Злобой? Обидой?Она просто была готова назвать себя дурой, которая не имела возможности объяснить все даже для себя не то, что донести до других, скорее всего, именно из-за этого страх удерживал её от того, чтобы рассказать о себе что-то большее, чем имя, фамилию и род деятельности.
А вдруг сейчас ничего не получится? Вдруг он ожидает их прямо сейчас со своим наганом, но не для того, чтобы начать перестрелку, а чтобы застрелиться. Он мог, только как, наверное, сложно было для того напыщенного идиота решиться на убийство себя любимого, хотя как он мог переступить через себя и осознать, что девушка сильнее. Нет, это вряд ли, он скорее попробует убить её — шрамы на шее отозвались фантомной болью — удачи.
Если он сейчас улизнет, то...думать о этом было тяжело, да и не надо настраивать себя на результат отличный от того, что она ожидала эти годы.
Ольга устало вертела в руках зубочистку.
Зал насквозь пропах грубым духом сельских жителей, типичная провинциальная забегаловка, носящая гордое имя ресторана! Все они — публика за столиками, — краснели от удовольствия, полученного то ли от еды, то ли от выпивки, то ли от хорошеньких девушек на сцене, потели, храпели и хрюкали, словом, вели себя отнюдь непристойно.
— Мужланы! — фыркнула она.
Однако мгновением позже ее наигранно-усталый взор упал не на очередное посмешище в виде ужасного смеха гостей, а на девушку на сцене.
Хрупкую девушку с тонким изгибом длинной шеи и мягким взглядом темных глаз. Образовывавшие ровные полукруги брови изогнулись в чуть ли не страдальческом выражении, а из аккуратных губок вырывались ноты.
Вырывались, не просто вылетали, именно вырывались вольными птицами из ее горла. Мелодия лилась несложным ручейком, но девушка, казалось, отдавалась ей целиком. Она стояла на сцене, с отчаянным отвращением разглядывая посетителей, растягивая гласные в тягучей песне. И все это на фоне слабоватой игры пианиста.
Ольга не стала скрывать удивления. Она и подумать не могла, что в провинциальном заведении найдет такого талантливого человека. Такого талантливого и такого… несчастного, что ли.
Печальные нотки мелькали в пении девицы, печальные и искренние. На клиентов это не произвело впечатления, но Ольга, гордо зовущая себя человеком искусства, была действительно обескуражена собственным восхищением.
Она задумчиво отпила еще один глоток из бокала, наполненного водой, и тут же скривилась. Она не верила в те байки, которые говорили ей, что вода везде одинакова. Нет! В приличных местах она так же вкусна, как и на приеме у Александра lll.
— Черт побери! — снова выругалась она.
Она с интересом уставилась на сцену, чтобы услышать повторное представление, но девушка, казалось, ужасно взволнованная, убежала. Ольгу это ошарашило.
— Артист сбегает со сцены? — подивилась она про себя. — Это не прошло бы с ней в Мариинском театре.
И все же девушка заинтересовала ее, причем не на шутку.
Гордость держала ее здесь, в душном помещении, говоря: «Плевать на нее, не позорь себя!», но чувство брезгливости по отношению к ресторану и чувство искренней и неожиданной для нее заинтересованности в незнакомке сделали свое. Она быстро собрала вещи и ушла.
На городок уже принялась опускаться темнота. Холод сковал ее своими цепкими ладонями. Ольга поежилась.
— Надо было прихватить шаль, — заметила она. Но было уже поздно.
Ей следовало бы навестить Альфреда, поинтересоваться, как там у него дела с машиной, но желания не было. Она лишь оглянулась по сторонам, разыскивая образ поющей девушки. А затем медленным, размеренным шагом (в первую очередь, чтобы не упасть) направилась вслед за ней. Узкие улочки настораживали ее своими давящими стенами. Она скучала по широким проспектам Петербурга (как безвкусно его называют теперь — Ленинград).
— Постойте! — крикнула она требовательно. — Я слышала, как вы поете. — Она подошла ближе. — У вас воистину чарующий голос.
// @zakka
// сестра прости за столь короткий кринж
Одеяния, новые, свежие, обволакивали его нескладную фигурку, сжимали его тельце, душили его, будто лианы — в зеркале он стал вновь похож на Эндрю, что в любой момент мог отдать себя очередной богатой женщине за деньги. В зеркале он вновь, вновь стал выглядеть как мальчик, созданный богами лишь для того, чтобы те, что были насквозь пропитаны жадностью и первобытным желанием, могли забрать его себе.
На нём была матроска — как в старые добрые, когда немолодые аристократки гладили его по волосам и называли его самым прекрасным мальчиком, что когда-либо вальсировал с ними. Когда женщины, что были младше по возрасту, но старше внешне, называли его Маршаллом и оставляли яркие очертания губ на его бледных, впалых щеках и пиджаке. И когда — он помнил это лучше всего — они стягивали с него ту самую матроску, что была подарена ими специально для вечера.
Он дёрнулся.
Захотелось, даже сильнее, чем тогда, в проклятом доме, что больше был похож на кладбище, разрыдаться и вновь (вновь) оказаться в Виевых объятиях. Захотелось вновь ощутить призрачное тепло близости и спрятаться, спрятаться от внешнего мира в чужих руках — захотелось сцепить пальцы вместе у Вия за спиной, и притянуть Бойко к себе ближе.
Он пошатнулся: посмотрел на себя в последний раз и открыл, быстро, чёртову шторку — растянул губы в полуулыбке, прищурился немного, и произнёс, елейно и бодро:
— ἀδελφός! Ну... Как я выгляжу?
Сгущающаяся ночь обдавала холодным дыханием голые плечи. Воздух, казалось, звенел пустотой глухих улиц. Дуки нетерпеливо потерла холодные руки, испуганно глядя в приевшиеся пейзажи, теперь выступавшие худыми скелетами в новых очертаниях темноты. На душе было гадко. Все эти мерзкие лица, глупый старый романс, глупое, все отвратительно глупое и приторно-грязное! Она остановилась. Холод покалывал льдинками голые руки, а слезы резали солью темные глазки. Ощущение подкатываемой тошноты саднило в горле. Снова прогорклый вкус ненависти к самой себе. Дуки тяжело задышала, озираясь по сторонам. Почему же, черт возьми, не горит ни одного фонаря?! Ей становилось хуже. Пора уезжать.
Эта мысль была спусковым крючком ее жизни. Как только что-то, смутно напоминавшее старые чувства, пыталось к ней пробиться, она бросала все, оставляя после себя тонкий запах жасмина и силуэт худого гибкого тела. Нужно было начать все сначала, блистательно ворваться в чью-то жизнь и с головой броситься в омут.
Она изящным движением руки откинула со лба растрепавшиеся локоны и, гордо подняв голову, решительно собралась покинуть провинциальную дыру. Но в это время кто-то окликнул ее. Возможно, Дуки не обратила бы и взгляда на позднего гостя, если бы не незнакомый строгий голос. Неспешно обернувшись, недавняя певица увидела перед собой статную особу с гордой осанкой и прямым взглядом. Кажется, это лицо когда-то мелькало перед ней на многочисленных афишах. Услышав слова незнакомки, Дуки удивленно выгнула брови, но сделала уверенный шаг навстречу.
- Благодарю вас, madame - осторожно ответила она, разглядывая в вечерних сумерках девушку.
Было странно видеть такую особу в этом городе, тем более в такой час. Подтверждая ее мысли и также прерывая их, за углом ближайшего дома послышались звуки возни, перерастающей в грубые крики.
Дуки, обернулась на источник шума и, нахмурила тонкие бровки.
- Боюсь это совсем не подходящее для разговоров место.
Дуки мягко, но решительно положила ладонь на плечо незнакомки, увлекая ее в темный переулок, слабо мерцающий светом от окон домов. Какое-то время они шли молча, каждый, видимо, по своим причинам. Ночью этот город превращался в огромное слепое чудище с разинутой пастью. Неверный шаг в темноту и тебя уже съели. Ведомая чувством беспокойства и тревоги, Дуки неосознанно вывела девушку к своему «дому». Это была одна из центральных улиц, имеющая паршивое, но все-таки имеющееся освещение редкими фонарями. Именно здесь певица снимала довольно просторную, но скромно обставленную квартиру.
Обернувшись к девушке, Дуки, все еще удивленная ее появлением, участливо спросила:
- Как вы оказались здесь, madame и, главное, где остановились?
Старая и в современных обстоятельствах жизни глупая привычка обращения проскальзывала давно забытым блеском манер и этикета. Дуки невесело усмехнулась, думая о том, что возможно, эта дама еще не остановилась нигде, а значит, скорее всего уже и не остановится.
//я удалила все, что можно, но я все еще не уверена в "праведности" своего поста
//простите меня за это, пожалуйста
— Fantastico, — Марселло так и не понял, было ли это злобным сарказмом, или он и впрямь оказался в завидном положении.
Во всяком случае, в этом ужасном месте кроме них и несчастных бедняжек, которым очень-очень не повезло, более никого не было, и это его успокаивало. Успокаивало, но недостаточно, чтобы не чувствовать покалывающий зуд, тревожащий его, казалось, внутри, а не снаружи.
— «Чего ты вообще боишься?» — спросил внутренний голосок. — «Ты сдох, помнишь?»
Помнит, конечно. Но легче ему от этого не стало.
Он положил пистолет в карман, убедившись, что он не выстрелит, и облокотился возле ресепшен (на удивление, пустого). Его глаза буравили Фриду, будто пытаясь понять, что именно у нее на уме. Он все еще пытался сохранять твердую надменность во взгляде, хоть и понимал отдаленно, что самоуверенность его больше не кажется такой меткой.
— Кажешься убежденной в том, что все обернется хорошо. — Он вздрогнул.
Желание забыться обожгло его горло, поползло дальше по гортани к носу, зашипев в нем и заколов. Он скривился. Призрачные боли, нереальные и эфемерные, такие же фальшивые, как и бриллианты на шее Шерилин Гаррисон на том вечере в 1946-ом (в тот момент у них не было ни гроша, будь понимающим, Марселло!), сковали его шею. Его рука сама потянулась к карману, в котором он нащупал небольшую коробочку.
Серебряная коробочка. Серебряная коробочка с изысканной гравировкой в виде какого-то странного узора. Здесь же были его инициалы: М.Р. Красивая штучка. Чувствовалась рука мастера. Но дело было не в коробочке, а в том, что в ней лежало, не так ли?
Он вздохнул. А потом чихнул. Глаза мгновенно наполнились слезами.
— Maledetto! — как-то жалобно выдал он.
Он смахнул грязь с пиджака, с вызовом посмотрев на Фриду. Мол: «Попробуй рассмеяться!» — а положение и впрямь жалкое.
Он подошел к ней, наблюдая за смутными силуэтами за дверью.
— Когда? — коротко и хлестко спросил он.
Погружённые в тишину, они оба переодически поглядывали на примерочную: Вий тревожась, как бы с Орфеем вновь что-то не приключилось, а, как показывают последние часы, дуэт удивительным образом втягивается в различные истории, в то время как Элен с некоторым предвкушением — внешность гостя была очень приятна, хоть и необъяснимо бледна — похожую бледность она замечала и у своего друга румына при другом освещении.
—О чём ты так задумался, Сальвúй?— женщина обратила внимание на то, как парень разглядывает пепельницу с эскизом: сейчас от него остались жалкие белые клочки, которые огонь по каким-то причинам решил обойти, всё остальное было настолько тонко и чёрно, что от одного прикосновения должно было рассыпаться.
—Я люблю огонь, дорогая Элен. Но не по низменной причине, что он нас согревает и даёт ощущение дома, варит наш суп, а за его искры,— он чуть склонил голову. —Порой я провожу целые часы, глядя на них, неразборчиво поджигая работы. Я открываю тысячи вещей в этих звёздочках, усеивающих мою тёмную комнату. Эти звёзды — тоже целые миры,— журналист поджал губы, поднял задумчивые глаза на француженку, будто размышлял, стоит ли ей говорить следующие его мысли — он редко вдавался в некое философство. —Когда ты тушишь догорающую свечу в храме, не думаешь, что дым — это то, о чём просил человек Бога? Чем длиннее белая струйка, тем длиннее и желание или мольба о прощении,— замолк, а его взгляд вновь стал прежним — с огоньком азарта и с былой любовью к жизни — к жалкой копии жизни. Он просиял благодаря одной лишь улыбке: —Mon amie, я чёртовски сильно понимаю твоего мужа,— Бойко сел как его собеседница: облокотился о стол и положил руку на один кулачок, пытаясь повторить её выражение лица, вызывая у ней смех. —Мало, кто может похвастаться талантом слушателя.
И вправду, Элен внимательно внимала слова друга, не перебивая и переодически улыбаясь своим фантазиям, на которые натолкнули определенные фразы. Она считала его юнцом, который только познаёт мир, ведь не знала, что родилась только через два года после его первой смерти, когда он временно погрузился в темноту, не замечая, как неумолимые пески времени отсчитывают 26 лет, прежде чем пробудить его душу.
—Этим наделена каждая представительница прекрасного пола,— она сделала вид, будто неимоверно сильно гордиться, что родилась женщиной и улыбнулась, как раз когда кольца шторки заскользили. —Ma petite étoile,— сорвалось с губ женщины и она направилась делать очередные замеры, чтобы понимать, нужно ли что-то подправлять. —Где-то неудобно? Пройдись, присядь. Пока вы здесь, лучше сразу устранить всё, что причиняет дискомфорт.
Сальвий безоружно улыбался, поднявшись следом и встав рядом с компаньоном. Прищурился, чтобы разглядеть отражение греческой спины в зеркале.
—Тебе подходит, тенши,— взгляд пытался разгадать в лучистых глазах сокрытые эмоции и истинное отношение к одежде, но безрезультатно. —Оно…,— парень вовремя замолк, прежде чем успел сказать «подчёркивает твою красоту» — упоминание внешности в прошлый раз задело одну из многочисленных ран ангела, поэтому преступник продолжил разглядывать паренька с улыбкой.
Ольга удивленно распахнула глаза. Ее плечо сжали мягко, но крепко, она почувствовала, как тонкие пальцы слегка вдавливаются в ее кожу. Она не стала вырываться, повиновавшись девушке, которая затащила ее в какой-то переулок. Темная и сырая улочка, пропахшая странным ароматом из соседних окон. Смесь сгоревшей еды и хозяйственного мыла. Не самый приятный букет благоуханий.
— Машина вышла из строя по пути, — равнодушно пояснила Ольга. — Ею занимается мой шофер.
Она так и не научилась разговаривать на других языках с чистым произношением, смягчая буквы и поддаваясь чужим правилам. В ее речи неизменно скользил характерный для русских акцент — жесткий и твердый, грубоватый и рычащий. Хлесткие буквы вырывались из ее рта, точно пощечины, а голос, тонкий и нежный, странно контрастировал с ревущими согласными.
— Альфред должен был снять номер в какой-то гостинице, — пояснила она таким тоном, точно ее совсем не интересовало, где она будет спать, на улице, или в помещении.
Ей не было все равно, она не понимала ту богемную часть общества, которая кричит о ненадобности удобств. Она любила роскошь, она любила комфорт, она терпеть не могла ужасные условия. И она не видела в этом ничего обывательского, совсем напротив.
Девушка казалась ей учтивой, и ей это нравилось. Она не любила вульгарных невеж. В ее время ценились благородство и вежливость, а бунтарский дух пошлости жестко пресекался в любом его проявлении.
— Между прочим, quel est votre nom? — спросила она, гордо приподняв подбородок.
Она привыкла вмешивать французский в ровный поток своих слов, делая его, по ее скромному мнению, более пикантным и очаровательным. Она знала французский не хуже самих французов, хоть и при жизни ей так и не довелось побывать в этой стране. После смерти ей повезло оказаться там немало раз, но это было уже совсем не то.
Благо, в ее время многие говорили по-французски, он считался языком аристократии. Сейчас он ушел из моды, нынешнее правительство (как там? Советский союз?) не поощряло влияния запада, как выражались политики. Ольга не понимала этого. С революции прошло уже много лет, но она так и не могла смириться с падением Российской империи.
Ей не нравились перемены.
//я умоляю, простите меня за такое долгое отсутствие и маленький пост
Ребекка долгое время стояла молча. Эмоции на её лице сменялись как в калейдоскопе от чрезвычайной растерянности до почти нездоровой весëлости. Её выбил из колеи этот разговор, и девушка никак не могла взять себя в руки, глядя то на собеседника, то себе под ноги, то куда-то в пространство. Ламонт и сама не понимала, в каком состоянии она находится. Что это: грусть, страх, удивление, злость? Все чувства смешались, не давая рыжеволосой ухватиться за какое-то одно.
Девушка одëрнула себя, понимая, как странно, должно быть, она сейчас выглядит, и снова улыбнулась. Впрочем, реакция Исаака тоже несколько... Необычная. Ребекке показалось, что он словно боится озвучить какую-то мысль или борется сам с собой, но как ни вглядывалась она в его лицо, не могла найти конкретный ответ. Очевидно, у него этот разговор вызвал довольно сильные эмоции, и не похоже, что положительные.
- Почему же Вы считаете, что заслужили то, что с Вами случилось? - прищурившись, спросила Ламонт, в какой-то степени уняв бушующие в ней противоречивые чувства. Чем дольше она так стояла и смотрела в глаза мужчине, тем больше ей хотелось узнать его тайну, которая, по мнению девушки, точно у него была. Не сказать, что это информация была ей так нужна, скорее это просто занятно. Как столкнуться с хитроумной задачей и пытаться её решить. Ребекка отнюдь не была уверена, что Исаак станет отвечать на этот вопрос, но всё равно задала его, особо не задумываясь, зачем. Должно быть, просто из любопытства. Хотя оно порою доводило её до не самых приятных последствий.
@scaramouse Ух, сколько раз я заходила на эту тему, молча восхищалась и усилием воли заставляла себя уйти. Но теперь наконец-то прошёл тот миг, когда я могу завалиться сюда и подать анкету)
Но до этого хотела бы спросить. Что происходит в момент, когда умерший выполняет своё незавершённое дело? И что после этого случается с тем, кто был связан с умершим? Он тут же умирает иии тихо-спокойно живёт до конца своей роследней жизни?
У меня есть идея для тносительно продолжительной, детективной ветки, под которую нужно создать персонажей (моего умершего и обычного человека)
Если кто-нибудь заинтересован, очень прошу ответить! Буду с нетерпением ждать)
Цитата: Прекраснейшая Лилия от 22.07.2023, 08:14@scaramouse Ух, сколько раз я заходила на эту тему, молча восхищалась и усилием воли заставляла себя уйти. Но теперь наконец-то прошёл тот миг, когда я могу завалиться сюда и подать анкету)
Но до этого хотела бы спросить. Что происходит в момент, когда умерший выполняет своё незавершённое дело? И что после этого случается с тем, кто был связан с умершим? Он тут же умирает иии тихо-спокойно живёт до конца своей роследней жизни?
Вообще я не совсем уверена насчёт первого. Я думала, что либо они просто испаряются в никуда (для драмы), либо они наконец имеют возможность заснуть, и в этот раз засыпают «навечно».
Насчёт связанных с умершими: тут от цели зависит. Если цель "избавиться" от этого человека, то логичнее всего будет то, что этот человек умирает и перерождается практически сразу же. Если же там что-то другое, то скорее всего они спокойно доживают свою жизнь.
Буду ждать анкету <3
«Кажешься убежденной...» как жаль, что она только кажется. Печальная улыбка тронула её лицо, она ничего не сказала, никак не выказала своё отношение к тому действу, что представлялось перед её глазами. Да и что она могла сказать? Каждый справляется со стрессом как может, в этот момент ей стало даже жаль спутника.
Почему-то грустная дымка вновь, как и прежде на вечере, тронула её глаза, одурманивая взгляд. Здесь ей показалось, что она безнадежно потеряла себя и, что все это изначально провальная заварушка, в которую она вернула ещё одного человека, надо сказать он пошел с ней по своей воле, а значит она не так уж виновата.
Фрида, часто моргая, чтобы таким образом отогнать навождение и придать своему виду ещё большей решительности, смотрела в пол, колупая пальцем борт своего пиджака. В голове зароились другие мысли в поиске других вариантов действий в сложившейся ситуации, но конкретный план Б не хотел складываться.
Фрида подняла уже ясный, даже хитрый, взгляд на Марселло; он (взгляд) не заинтересованно проскользнул по лицу мужчины, стараясь не останавливаться на его носу, и препрыгнул на большие часы на стене рядом со стойкой регистрации. Позолоченные стрелки беспристрастно отсчитывали время, а мешкать больше и нечего. Потом взгляд метнулся к беспокойным теням за дверью, которые сами тоже перестали дергаться и, кажется, успокоились.
— Сейчас. — также коротко прошептала девушка, с напором, но голос, к её же удивлению, дрогнул. Она сильнее схватилась за пистолет в кармане пиджака, будто тот мог сбежать, и еще раз глянула на спутника, улыбнувшись, сверкнула зубами, и ресницы ее дрогнули. — Ты можешь уйти сейчас...— и как бы она не хотела предать голосу мнимое спокойствие, а глазам и действиям невероятной уверенности получалось несколько иначе.
Фрида прекрасно понимала, как все разворачивалось для Марселло и не могла не предложить ему другой исход, хотя захоти он вправду ретироваться, давно бы ушёл, даже, возможно, не попрощавшись с ней, в этом она была уверена.
Цитата: marlene ^_^ от 22.07.2023, 09:02Цитата: Прекраснейшая Лилия от 22.07.2023, 08:14@scaramouse Ух, сколько раз я заходила на эту тему, молча восхищалась и усилием воли заставляла себя уйти. Но теперь наконец-то прошёл тот миг, когда я могу завалиться сюда и подать анкету)
Но до этого хотела бы спросить. Что происходит в момент, когда умерший выполняет своё незавершённое дело? И что после этого случается с тем, кто был связан с умершим? Он тут же умирает иии тихо-спокойно живёт до конца своей роследней жизни?
Вообще я не совсем уверена насчёт первого. Я думала, что либо они просто испаряются в никуда (для драмы), либо они наконец имеют возможность заснуть, и в этот раз засыпают «навечно».
Насчёт связанных с умершими: тут от цели зависит. Если цель "избавиться" от этого человека, то логичнее всего будет то, что этот человек умирает и перерождается практически сразу же. Если же там что-то другое, то скорее всего они спокойно доживают свою жизнь.
Буду ждать анкету <3
@scaramouse Благодарю за ответ) Еще небольшой вопросик, если позволишь. Есть ли у умерших обычные бытовые потребности? То есть, сон, вода, еда. И в полной ли мере они ощущают окружающий мир или, например, не чувствую тепло и т.п.?
Цитата: Прекраснейшая Лилия от 22.07.2023, 15:57Цитата: marlene ^_^ от 22.07.2023, 09:02Цитата: Прекраснейшая Лилия от 22.07.2023, 08:14@scaramouse Ух, сколько раз я заходила на эту тему, молча восхищалась и усилием воли заставляла себя уйти. Но теперь наконец-то прошёл тот миг, когда я могу завалиться сюда и подать анкету)
Но до этого хотела бы спросить. Что происходит в момент, когда умерший выполняет своё незавершённое дело? И что после этого случается с тем, кто был связан с умершим? Он тут же умирает иии тихо-спокойно живёт до конца своей роследней жизни?
Вообще я не совсем уверена насчёт первого. Я думала, что либо они просто испаряются в никуда (для драмы), либо они наконец имеют возможность заснуть, и в этот раз засыпают «навечно».
Насчёт связанных с умершими: тут от цели зависит. Если цель "избавиться" от этого человека, то логичнее всего будет то, что этот человек умирает и перерождается практически сразу же. Если же там что-то другое, то скорее всего они спокойно доживают свою жизнь.
Буду ждать анкету <3
@scaramouse Благодарю за ответ) Еще небольшой вопросик, если позволишь. Есть ли у умерших обычные бытовые потребности? То есть, сон, вода, еда. И в полной ли мере они ощущают окружающий мир или, например, не чувствую тепло и т.п.?
Я вроде писала про это раньше (без негатива), хотя возможно я забыла это упомянуть.
Умершие — умершие. Спать, есть, пить им не нужно (спать они в большинстве случаев вообще не могут). Тепло и холод они ощущают, но не очень ярко. Тоже самое с болью — боль они ощущают, но она не настолько сильная, как у живых.
Цитата: marlene ^_^ от 22.07.2023, 16:01Цитата: Прекраснейшая Лилия от 22.07.2023, 15:57Цитата: marlene ^_^ от 22.07.2023, 09:02Цитата: Прекраснейшая Лилия от 22.07.2023, 08:14@scaramouse Ух, сколько раз я заходила на эту тему, молча восхищалась и усилием воли заставляла себя уйти. Но теперь наконец-то прошёл тот миг, когда я могу завалиться сюда и подать анкету)
Но до этого хотела бы спросить. Что происходит в момент, когда умерший выполняет своё незавершённое дело? И что после этого случается с тем, кто был связан с умершим? Он тут же умирает иии тихо-спокойно живёт до конца своей роследней жизни?
Вообще я не совсем уверена насчёт первого. Я думала, что либо они просто испаряются в никуда (для драмы), либо они наконец имеют возможность заснуть, и в этот раз засыпают «навечно».
Насчёт связанных с умершими: тут от цели зависит. Если цель "избавиться" от этого человека, то логичнее всего будет то, что этот человек умирает и перерождается практически сразу же. Если же там что-то другое, то скорее всего они спокойно доживают свою жизнь.
Буду ждать анкету <3
@scaramouse Благодарю за ответ) Еще небольшой вопросик, если позволишь. Есть ли у умерших обычные бытовые потребности? То есть, сон, вода, еда. И в полной ли мере они ощущают окружающий мир или, например, не чувствую тепло и т.п.?
Я вроде писала про это раньше (без негатива), хотя возможно я забыла это упомянуть.
Умершие — умершие. Спать, есть, пить им не нужно (спать они в большинстве случаев вообще не могут). Тепло и холод они ощущают, но не очень ярко. Тоже самое с болью — боль они ощущают, но она не настолько сильная, как у живых.
Чудесно, прекрасно и великолепно! Спасибо большое. Больше вопросов не имею)